Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк - Максим Лагно

Моё сомнение разделяла и женщина с тощим слугой. Пока шёл умобраз, она пробиралась к выходу. В самый разгар всеобщего возбуждения заверещала:

– Чему вы радуетесь? Каких побед ждёте? Любая победа – это смерть. Вы готовы, чтобы вместо неизвестных солдат, погибли ваши дети?

Женщина ткнула пальцем в другую женщину, с двумя мальчиками в коротеньких штанишках, дети тоже ликовали при виде военных картинок.

– Ты готова их отправить на войну?

– Они же дети.

– Все солдаты чьи-то дети. Мой мальчик погиб от ран в госпитале близ Спорных Территорий. В одной из лживых сводок было сказано, что его отряд отбил нападение номасийских конных слоггеров. На самом деле все наши мальчики и девочки погибли или обожглись отравленным воздухом. Где были ваши хвалёные ингермаггеры? Я скажу где – охраняли резиденцию Гувернюра, вместо того, чтобы прикрывать армию. Номасийцы не только захватили Спорные Территории, но и начали движение к Ультрехту.

– Есть ошибки в стратегическом планировании, – вставил диванный аналитик. – Но мы быстро учимся.

– Только переброска целого полка плохо обученных копейщиков остановила атаку. Сколько погибло копейщиков? Не знаете? И не узнаете, пока в вас играет безумие. Моему мальчику было всего двадцать Семилуний. Что мне осталось в жизни? Восхвалять Гувернюра, который решил, что Форвирр-Драйденский союз угрожает его власти? Да нам-то, простым людям, какая разница, кто в какие союзы вступает? Какое нам дело до оскорблённой чести Гувернюра? Почему мы должны платить за чужое оскорбление кровью своих детей? Да пусть они себе глотки перегрызут, всем легче станет.

– А-а-а! Так она вредитель, – закричал Баэст. – Я читал про них в «Крайнем Витке Стенсен». Их засылают из Драйденских Земель специально, чтобы морально подорвать наш дух и поселить неверие к политике Гувернюра.

– Проклятые вредители, – загудела толпа. – Куда смотрит стража?

– Она хуже шпиона, – продолжал Баэст. – Вредители лезут в нашу душу, хотят сломить оборону Химмельблю изнутри.

Женщина не смутилась:

– Да скоро вы сами себе шеи сломите. Вы же слепы.

Тощий лакей попытался увести хозяйку, но она мощным движением отбросила его:

– Я тебе покажу, какая я вредительница. Так тебя поврежу, что надолго запомнишь.

На кончиках пальцев женщины собрались серебристые искры, формируя контуры магического кинжала. Толпа отпрянула. Маг в жёлтом плаще не шевельнулся, скучающе наблюдая происходящее.

Баэст испуганно отступил к барной стойке:

– Подумаешь, у самих магия найдётся.

Вошли двое стражников.

– Развейте кинжал, кэресса, – приказал один стражник.

– Иначе мы примем меры, – добавил второй.

Женщина обмякла и покорно растопырила пальцы – магический кинжал несколько раз перевернулся в воздухе и с шипением растаял.

Стражники вежливо подхватили женщину под руки и вывели. По их лицам понятно, что они не верили в то, что она шпионка, а такие гражданские ссоры – обычное явление.

– Простите, кэры и кэрессы, – поклонился лакей, задержавшись в двери. – Моя госпожа очень страдает после смерти сына.

1

Когда дверь за арестованной женщиной закрылась, маг-пропагандист убрал умобраз с паузы. Появилось изображение дворца Гувернюра в Химмельблю. Закадровый голос продолжил:

– Посол Деш-Раджа был повторно вызван к Гувернюру, чтобы дать ясный ответ о намерениях его страны в текущем конфликте. «Вы должны принять окончательное решение, – сказал Гувернюр. – Или вы осуждаете действия коалиции предателей, или вы окончательно объявляете нейтралитет, как Енавское Княжество, подтверждая свою недееспособность как независимое государство».

Политика была менее интересна, чем её прямое продолжение – война. Кружок зрителей умобраза рассеялся. Женщины бросились на улицу, в поисках очередного солдата, которому нужно оказать «материнскую заботу».

Вокруг умобраза остались дети, радующиеся любому развлечению, и диванные аналитики. Они усиленно вслушивались в новости дипломатии, обмениваясь многозначительными кивками, будто решения Гувернюра зависели от их одобрения.

Остальные мужчины заново набили трубки. Закурили и начали вспоминать, у кого какого родственника и каким образом убило на предыдущей войне, которую в Голдиваре называли Третьей Мировой.

Значит, сейчас шла – Четвёртая. Действительно, в цивилизационном развитии Земля отставала от Голдивара!

Я и Баэст вернулись за барную стойку.

– Каждая нервная тётка магией вооружилась, – продолжал бурчать мой спутник. – Надо ввести мораторий на продажу боевых руллей гражданским лицам. Война как-никак, везде шпионы.

Я заказал нам ещё по кружке зернового дрикка. Вспомнил выражение «на воре и шапка горит». Баэст усиленно искал шпионов, чтобы его самого не заподозрили.

Он окончательно захмелел.

– Эй, ты! – крикнул он нашему вознице. Тот рассказывал курителям трубок, что его дедушка погиб в Третью Мировую на защите какой-то крепости. Его накрыли боевые маги «золотым огнём». – Уже третий виток пошёл. Как там наши хорты?

Возница нехотя вышел из трактира, но тут же вернулся:

– Девок привезли. Трофеечки!

Те мужчины, которые путешествовали с жёнами, сделали вид, что заняты беседой о войне. Холостые выбежали на улицу вслед за возницей.

– Пошли, енавец, со мной, – сказал Баэст. – Готовь деньжата. Свежачок пригнали. Будет, чем полакомиться.

– Разве нам не надо ехать дальше? – заупрямился я. – Все витки уже того… завились…

Но Баэст тянул к выходу, обливая дрикком мой рукав:

– Неа. Раз трофеечек подвезли, значит, им отдохнувших хортов отдадут. Приоритет для военных экипажей. Теперь мы ранее крайнего витка не уедем.

«Крайним витком» назывался выход на небо Стюкке, четвёртой из Семилунья. Закрывая собой крошку Зюстерхен, Стюкке начинала отсчёт вечернего времени.

– Что такое «трофеечки»? – спросил я.

– Девки, захваченные на вражеских землях. Их возят за армией в передвижных фронтовых борделях. Так они отрабатывают преступления отцов и братьев.

Звучало крайне неприятно, но деваться было некуда, нужно соответствовать роли богатого бездельника, мечтающего стать подданным Химмельблю.

2

Во дворе стояла огромная карета размером с вагон поезда, расположенная на нескольких колёсных парах. На четырёхскатной крыше торчали трубы, из которых шёл дымок. Между труб установлена деревянная корзина с арбалетчиком. Узкие окна кареты снаружи закрыты решётками, а изнутри задёрнуты занавесками. По борту надпись деревянными буквами с облезшей синей краской: