Дорога в Рим - Бен Кейн

Наконец появились полторы сотни лучников Цезаря, срочно вызванных из Руспины. Не дав им передохнуть, командующий поставил их впереди войска. Подоспевшая следом конница тут же окружила Цезаря, галлов разделили на два отряда по двести всадников и поставили на фланги.

Ромул поморщился: слишком уж легкомысленно они выглядели на фоне нумидийской конницы, несущейся на цезарианцев через поле. Та насчитывала семь или восемь тысяч всадников — в двадцать раз больше, чем у Цезаря, и к тому же состояла из нумидийцев, лучших наездников в мире, которые не раз помогали Ганнибалу громить римские войска.

К счастью, подсчитывать соотношение армий было некогда: букцины пропели сигнал к маршу.

Стало быть, Цезарь со своей обычной смелостью решил принять бой. Однако ни он сам, ни легионеры не были толком готовы к начавшемуся наступлению.

Когорты, держась вплотную друг к другу, двинулись вперед, с флангов шла галльская конница. Уши наполнил знакомый гул от многотысячного войска — слитный стук подкованных сандалий, слаженно ударяющих в землю, звяканье кольчуг, звон мечей о щиты, окрики командиров. До Ромула доносилось то нервное покашливание, то молитвы любимым богам — и почти никаких разговоров. На всякий случай глянув на небо в поисках знака, он увидел лишь ясную синеву — и больше ничего. Юноша стиснул зубы и сосредоточился на шагающих рядом товарищах, стараясь не замечать острую горчинку страха в запахе их вспотевших тел.

Тянулись самые тяжкие минуты — ожидание битвы.

— Вперед! Вперед! — подгонял Атилий, шедший в самой середине третьего ряда. — Не отставать от соседних когорт!

Вскоре Ромул уже различал бегущих навстречу нумидийских пехотинцев — худых, жилистых, черноволосых и смуглых, одетых в подпоясанные шнуром короткие туники без рукавов. Все их вооружение составляли копья, легкие дротики и ножи. Обжигая босые ноги на горячей земле, застрельщики неслись вперед, подскакивая и пританцовывая на каждом шагу, готовые обрушиться на римский строй, как свора охотничьих псов.

— Что-то не больно грозные, — презрительно бросил Сабин.

Легионеры в строю согласно заухмылялись. Ромул приободрился: легковооруженные застрельщики не так уж страшны. И хотя галльской коннице придется туго, но, может быть, римская пехота сумеет переломить ход битвы в пользу Цезаря?

До врага оставалась сотня шагов — Ромул видел лица с яростно оскаленными ртами, выкрикивающими боевой клич.

Юноша провел языком по сухим губам. Ждать уже недолго.

Через миг, посылая войско в атаку, взревели букцины.

— Вперед! На врага! — крикнул Атилий. — Пилумы метать только по моей команде!

Двадцать восьмой ринулся вперед.

Калиги Ромула дробно застучали по низкой траве, перед глазами мелькали лица товарищей — сосредоточенные, решительные, кое у кого испуганные. Внутренности, как обычно, свело в комок от напряжения. Скорее бы уже схватиться с врагом! При виде бегущих навстречу нумидийцев Ромул слегка успокоился: Сабин прав — по сравнению с тяжеловооруженными цезарианцами вражеская пехота явно слаба. Разве выстоят застрельщики против легионеров?

* * *

Через полчаса Ромул уже думал по-иному. Вместо того чтобы встретить легионеров щит в щит и ввязаться в рукопашный бой, нумидийцы действовали почти как всадники. Легкие на ногу, не отяжеленные вооружением, они налетали на римлян, выпускали залп копий — и бегом пускались обратно. Начни их преследовать — они только ускоряли бег, а когда изможденные легионеры останавливались перевести дух, нумидийцы налетали вновь, под издевательские гортанные выкрики обрушивая на врага шквал копий. Ничто не помогало — и хотя убитых было не много, раненые падали десятками.

Кое-где легионеры, отчаявшись достать врага, наперекор приказам вырывались из строя и бросались преследовать врагов, рискнувших подойти слишком близко. Тогда нумидийцы, которых Ромул даже зауважал, резко меняли тактику — разом оборачиваясь к противнику, как стая птиц, они мгновенно окружали отколовшихся от строя легионеров и одолевали их простым численным перевесом. А затем, прежде чем когорта успевала ответить, нумидийцы вновь невредимыми отбегали назад, к своим рядам.

Ромула снедало беспокойство: хотя Атилий и остальные командиры удерживали Двадцать восьмой на месте, атаки нумидийцев изрядно подорвали уверенность солдат. Если бы не постоянные подбадривающие окрики командиров и не вид парящего над легионом серебряного орла — строй бы уже давно распался. Судя по неуверенным метаниям соседних когорт, там дело обстояло не лучше.

Галльской коннице тоже приходилось несладко: оттесненная нумидийцами, она из последних сил держалась у флангов, уже почти неспособная защитить крайние когорты Цезаря от вражеских всадников, осыпающих римлян градом копий. Еще немного — и нумидийская конница окружит все войско Цезаря, отрезав ему единственный путь к отступлению. Ромул живо припомнил Карры и то, что стало там с пехотинцами, однако рассказывать об этом Сабину и другим не было нужды: они не раз слыхали рассказы о Курионе — бывшем трибуне Цезаря, точно так же попавшем в окружение год назад. И более того, они видели, что происходит сейчас с ними самими.

Лица многих легионеров уже искажала паника.

Ромул и сам чувствовал, как страх подступает к сердцу все ближе.

Цезарь прекрасно видел происходящее, и вскоре по всему войску уже сновали глашатаи с вестью о том, что всякий легионер, выступивший из когорты больше чем на четыре шага, будет казнен. Ромул вздохнул с облегчением. Цезарь даже прошел по рядам, лично ободряя легионеров, и, когда дрогнувший сигнифер одной из когорт повернул было прочь и попытался сбежать, схватил его и развернул лицом к нумидийцам со словами: «Приглядись, враг в той стороне!» Слышавшие это солдаты пристыженно рассмеялись; история вмиг облетела все войско, поднимая боевой дух.

Если приказ Цезаря убедил легионеров держать строй, то вражеская пехота и конница словам Цезаря не подчинялись: войско Помпея продолжало беспощадно атаковать римлян. Через час каждая когорта насчитывала десятки раненых, их стоны и крики никак не прибавляли мужества остальным воинам — и Ромул понял, что если ход битвы не переломить, то поражение будет неминуемым. Тряхнув головой, он попытался отогнать черные мысли. Однако силы были на исходе, нумидийцы казались чуть ли не демонами смерти, терзающими римский строй.

Отчаянное положение усугублялось тем, что войском Помпея командовал не Метелл Сципион, а Лабиен. В галльскую кампанию он был одним из самых доверенных легатов Цезаря, а после перехода Рубикона переметнулся к врагам. Как многие из республиканцев и сторонников Помпея, Лабиен участвовал в битве при Фарсале, однако после победы Цезаря предпочел не сдаться, а отойти в Африку — и теперь командовал собственным войском, натравливая его на изрядно потрепанные когорты Цезаря.

Разъезжая с непокрытой головой по полю между армиями, он временами задирал легионеров Цезаря едкими издевками над их неопытностью.