Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Карина Тихонова

Так что Валька, немного посовещавшись с матерью, склонялась к врачебному ляпу.

Действительно, разве есть человек, способный опровергнуть на личном опыте старую добрую присказку: «Оттуда еще никто не возвращался»?

Но Вальке не давало покоя одно воспоминание: ну, никак не могла она забыть пронзительного звука, который издавал прибор, подключенный к сердцу тети Али. Долго издавал, пока не выключили. А на зеленом экране тянулась идеально ровная прямая. Такая прямая, которую не могут искривить никакие земные печали и радости. Прямая, которая не пересекается с житейской суетой, а идет параллельно с ней.

В другом мире.

Эти доводы вступали между собой в неразрешимое противоречие: с одной стороны, Валька как человек, взращенный на идеях научного материализма, не принимала ничего, что выходило за рамки строгой логики.

Но с другой…

Это были даже не доводы рассудка, а интуитивное ощущение страха, возникшее оттого, что рассудок столкнулся с неким феноменом, который не может объяснить и переварить, опираясь на привычные законы природы.

Промучившись несколько дней, Валька запретила себе размышлять на эту тему. В конце концов, — как мудро выразился тот врач с большими ухоженными руками, — никто не умер.

А это самое главное. На остальное — плевать.

Как сказал один французский философ, «жестокость жизни прежде всего в том, что она продолжается, несмотря ни на что».

Вот именно.

Даже если бы события повернулись… не столь благоприятно…

Даже в этом случае, никто из них не ушел бы вслед за Альбиной Яковлевной: ни ее муж, ни ее дети.

Стаська по-прежнему хватала бы с большого банкетного стола Жизни самые вкусные и полезные кусочки. Федька по-прежнему ныл бы о несправедливости судьбы и не ударял палец о палец, чтобы эту несправедливость немного поправить. А дядя Женя…

Трудно сказать, что было бы с ним. Валька не ожидала, что болезнь жены, словно в зеркале отразится на прагматичном и прижимистом Евгении Павловиче и за несколько дней превратит его в больного, не совсем адекватного старика. Впрочем, это открытие, скорее, из области приятного. Страдает — значит любит.

Жизнь Вальки с того памятного вечера сильно переменилась. Она перебралась в квартиру Арсена.

Мама воспринимала происходящие перемены мужественно. Не ругала дочь, не жаловалась на одиночество, не давала советов и не спрашивал а больше того, что сама Валька считала нужными поведать.

Но Валька не рвала с домом окончательно: там хранились многие ее вещи, книги, любимые игрушки и многочисленные сувениры, привезенные из командировок. Она старалась забегать домой так часто, как только могла, и выбирала для этого время, когда точно знала, что мама дома. Наверное, Вальку терзало чувство вины.

Она была бы только рада, если бы мама как-то устроила свою личную жизнь, и несколько раз намекала ей на это.

Но мама упорно отмалчивалась и не сходила с четко проторенной после смерти отца колеи. Дом — работа, дом — могила, как неодобрительно выразилась бабушка о мамином образе жизни. В точку.

Вот и сегодня, Валька забежала домой, чтобы повидаться, но нашла только записку, сообщавшую о появлении нового ученика.

Валька покрутила в руках клочок бумаги, обвела взглядом комнату, которая теперь казалась странно чужой, рассеянно прошлась по пустой квартире и решила выпить чашку чая.

Включила чайник, уселась за кухонный стол. И тут же затрезвонил телефон.

«Наверное, Арсен», — решила Валька. Телефон на кухне был без определителя номера, и она торопливо схватила трубку.

— Да!

Но трубка ответила посторонним мужским голосом:

— Добрый день. Валю, если можно, попросите к телефону.

— Это я, — сказала она, настораживаясь. Кто бы это мог быть? Собеседник на другом конце провода немного помолчал и произнес со странно знакомой интонацией:

— Ну, тогда привет.

— Здравствуйте, — не поддалась на провокацию Валька.

Трубку засмеялась отрывистым колючим смехом.

— Вот и я сподобился, — сказал мужчина. — Кто бы мог подумать, что ты такая вежливая?

И по этой язвительной ухмылке она узнала говорившего.

— Что тебе нужно? — холодно спросила Валька у альфонса.

— Увидеться, — коротко ответил тот.

— Ну, ты наглый! — начала было Валька, но тот с досадой перебил ее.

— Да не нужны мне твои прелести! Я по делу звоню…

— Что-то с бабушкой?

— Н-нет, — немного поколебавшись, сказал альфонс. — Хотя ее это тоже касается.

— Я Арсена жду, — не то пригрозила, не то предупредила Валька, но альфонс странным образом возрадовался.

— Да? Ну и здорово! Я, вообще-то, хотел с ним поговорить, но координат не знаю. А скоро он приедет?

— Скоро, — ответила Валька, окончательно растерявшись.

— Можно я его у тебя подожду? — спросил собеседник почти заискивающе.

Валька побарабанила пальцами по столу. Звать, не звать?

— Это важно, — напомнил альфонс.

— Точно?

— Точно.

— Ладно, — сдалась Валька. — Приезжай… Только учти…

— Да не нужна ты мне, вот самомнение… Я другую женщину люблю, — вдруг злобно выкрикнул альфонс и бросил трубку.

Валька вздрогнула и с недоумением поднесла ее к глазам. И как это понимать?

Повесила трубку на рычаг и двинулась к закипевшему чайнику. Налила в свою любимую кружку немного кипятка, бросила в него пакетик заварки. Вернулась с чашкой за стол и уселась на узкий угловой диванчик.

«Я другую женщину люблю!»

Фраза крутилась в голове как горное эхо, перелетающее с одной вершины на другую, и Валька сосредоточенно свела брови, болтая пакетиком в чашке.

Нет, кто бы сомневался… То, что бабушку альфонс в грош не ставит, было понятно даже идиоту. Но то, что он любит другую женщину… То, что он, оказывается, вообще способен кого-то любить…

Валька вытащила из чашки набухший пакетик, подставила под него руку, чтобы не закапать пол, пошла к мойке. Выбросила заварку в мусорное ведро, вернулась за стол и отпила немного чая.

Конечно, это звучит глупо, но она почувствовала себя уязвленной. Нет, никогда не приходила ей в голову глупая мысль, что на альфонса можно смотреть как на нормального, настоящего мужчину, но его грубое, шутовское ухаживание, оказывается, льстило ее самолюбию!

Гадость какая!

Валька сжала руку в кулак и слегка стукнула по столу.

Когда она изживет из себя это невыносимое себялюбие, заставляющее ее постоянно оказываться в глупом положении!