Биография Шерлока Холмса - Ник Реннисон

Пока Холмс силился убедить полицию в своей версии событий, ему как нельзя кстати пришлось то, что Уотсон в рассказе «Пропавший регбист» назвал «философским спокойствием», с которым он всегда относился к своим неудачам.

Дью, проникшийся безотчетной неприязнью к Криппену, выслушал сыщика внимательно, однако остался верен своему убеждению, что доктор с самого начала собирался убить жену и что ему следует предъявить обвинение в преднамеренном убийстве. К бесконечному огорчению и гневу Холмса, именно в этом преступлении суд признал виновным Криппена 28 ноября 1910 года. Он был повешен, а накануне казни послал прощальную записку своей любовнице Этель Ле Нев[104]. «Мы встретимся в другой жизни, – писал он. – Мы всегда были едины сердцем и душой, в мыслях и поступках, даже во плоти и духе, и я не могу не думать, что мы снова будем вместе в иной жизни, в которую я ухожу слишком рано».

Невзирая на прочие занятия, Холмс продолжал жадно читать те страницы газет, на которых печаталась криминальная хроника. Ни одно сообщение о грабеже или убийстве, ни один отчет коронера о внезапной и таинственной смерти не могли избегнуть его внимания.

Двадцать третьего июля 1912 года он прочел о дознании по делу о смерти Бесси Уильямс, в девичестве Манди, которую нашли утонувшей в собственной ванне в курортном городке Эрне-Бей, на северном побережье графства Кент. Лечивший Бесси Уильямс врач счел, что у нее случился эпилептический припадок, пока она мылась в ванне.

Изучив детали дела, Холмс сразу же понял, что врач ошибся. Разве не подозрительно, что всего за несколько дней до смерти Бесси составила завещание, согласно которому все ее сбережения (2579 фунтов 13 шиллингов 7 пенсов) переходили к ее мужу? Как могла довольно крепкая женщина, пусть даже подверженная эпилептическим припадкам, утонуть так, как это произошло, по утверждению врача?

Лишь один раз прочитав отчет, Холмс пришел к выводу, что муж Бесси, человек, называющий себя Генри Уильямсом, – хитрый и бессердечный убийца, избежавший правосудия.

У Холмса уже не было, как прежде, знакомых в Скотленд-Ярде. Лестрейд и Грегсон вышли в отставку. Сменивший их Уолтер Дью также ушел из полиции – по иронии судьбы, чтобы стать частным сыщиком.

Холмс, сам наполовину отошедший от дел, обнаружил, что новое поколение инспекторов Скотленд-Ярда хотя и вежливо выслушивает его идеи, не собирается возобновлять расследование. Для них дело Бесси Уильямс было закрыто, и они не собирались открывать его по настоянию престарелого частного детектива, сколь бы блистательной ни была его прошлая карьера.

Занятый работой на спецслужбы и предстоящей контрразведывательной игрой, кульминацией которой стало разоблачение германского агента фон Брока, Холмс не имел времени доискиваться до истины. Об этом упущении он еще пожалеет.

Генри Уильямс, чье настоящее имя было Джордж Джозеф Смит, обнаружил, как он считал, безупречный способ избавляться от ненужных жен, как только те, следуя его уговорам, составляли завещание в пользу супруга. Многоженец с массой личин и имен, Смит утопил в ванне еще по меньшей мере двух жен. До конца своих дней Холмс корил себя, что не настоял на своем, когда понял, что совершаются убийства.

В годы царствования Эдуарда VII, между 1901 и 1910 годами, Шерлок Холмс заметно отошел от криминальных расследований, которые сделали ему имя. Поездка в Бирмингем для оправдания Джорджа Эдалджи была одолжением старинному другу. Эпизод с «Львиной гривой» подвернулся ему случайно, когда он поправлял здоровье в своем коттедже в Саут-Даунсе.

Холмс сохранял интерес к преступному миру, но держался от него на расстоянии. В 1905 году он, вероятно, сухо улыбнулся, прочитав о деле Стрэттонов, в ходе которого двух братьев судили и признали виновными в убийстве благодаря отпечатку большого пальца, обнаруженному на месте преступления. Это был первый раз, когда британское правосудие опиралось на способ опознания, который Холмс рекомендовал более двадцати лет назад.

Вероятно, ему вспомнились события июня 1891 года и его затянувшийся до глубокой ночи разговор с генеральным инспектором бенгальской полиции Эдвардом Генри. Именно Генри, вернувшийся в Лондон заместителем главы Скотленд-Ярда, учредил Бюро отпечатков пальцев.

Когда Холмс покидал побережье Суссекса, его все больше и больше затягивала деятельность новоиспеченных секретных служб МИ-5 и МИ-6.

Помимо «Его прощального поклона», истории о том, как Холмс обезвредил немецкого агента фон Борка, Уотсон рассказывает о трех делах, заставивших детектива погрузиться в мутный мир на стыке международной дипломатии и шпионажа. Одно из них – случай с «Морским договором» в 1887 году – предшествовало его трехлетнему отсутствию. Два других – инциденты со «Вторым пятном» и с «Чертежами Брюса-Партингтона» – датируются годами, непосредственно следующими за возвращением детектива в Лондон.

В рассказе «Морской договор» блестящая карьера, которую делал в министерстве иностранных дел Перси Фелпс, школьный товарищ Уотсона, оказывается под угрозой из-за пропажи важного государственного документа. Его украл, пользуясь удобным случаем, будущий шурин Фелпса, который рассчитывал поправить свое финансовое положение, продав сведения о договоре какой-нибудь иностранной державе.

Британия действительно заключила с Италией (и Австро-Венгрией) секретный договор, известный как Средиземноморское соглашение (Средиземноморская антанта), остававшийся в силе между 1887 и 1896 годами, и вполне возможно, что из-за этого документа возник какой-то закулисный кризис, который Уотсон вплел в опубликованный им рассказ.

Случай со «Вторым пятном» Уотсон сознательно не датирует («год и даже десятилетие не могут быть указаны»). Рассказ его начинается с посещения Бейкер-стрит двумя лицами, «пользующимися европейской известностью», – премьер-министром лордом Беллинджером и министром по европейским делам Трелони Хоупом.

Вновь пропал важный документ, и Холмс должен отыскать его. В данном случае это письмо «одного иностранного монарха», обеспокоенного «недавним расширением колоний» Британской империи. «Тон письма довольно резкий, – говорит премьер, – и некоторые фразы носят столь вызывающий характер, что его опубликование, несомненно, взволновало бы общественное мнение Англии. И даже более, сэр: могу сказать не колеблясь, что через неделю после опубликования письма наша страна будет вовлечена в большую войну».

Вопреки попыткам Уотсона соблюсти конфиденциальность, совсем не трудно догадаться, что премьер-министр лорд Беллинджер – это лорд Солсбери[105], а недипломатичный европейский монарх – кайзер Вильгельм II, имевший привычку бомбардировать бестактными посланиями иностранные правительства без ведома своих министров.