Время игры - Василий Звягинцев

Все так — шел он уже целых девять минут, а прошлый раз, с грузом, этот путь занял вдвое меньше. Вокруг — те же самые тесаные стенки с явно видимыми следами пиливших некогда камень инструментов. Только на полу — ни единого следа человеческих ног. А ведь они точно были, он специально обратил внимание и даже мельком вспомнил известную песню насчет пыльных тропинок далеких планет.

Значит, он элементарным образом заблудился? Неужели проскочил нужный лаз еще в то время, когда не включил фонарь?

Забавно.

Собирался напугать своих партнеров именно этой опасностью и шантажировать ею, а на крючок попался сам? И где — на полукилометровом отрезке практически прямого штрека?

Так не бывает.

И Сашка сразу почувствовал себя в своей тарелке. Вот и началось. Вернее — проявилось окончательно и безусловно. Он с самого начала ждал, что никакой новой, самостоятельной, независимой от прошлого жизни ему начать не удастся. Не позволят.

Кто? Это уже другой вопрос. Кто-нибудь. Начиная от Держателей, Антона, той же Сильвии, если ей заблагорассудится.

Он все время готовился и ловил признаки чужого вмешательства в свои планы?

Вот сейчас вроде бы нашел. И сразу стало легко и понятно.

Именно в этом режиме они жили последние годы, отрезок времени относительной независимости воспринимался даже с некоторым удивлением…

Теперь нужно подумать.

Когда он бежал с фонарем от виллы в глубину катакомб, то отлично помнил все до них касающееся. В том числе и слова экскурсоводши, что даже партизаны Отечественной войны старательно отмечали, обозначали, огораживали все окрестные ходы и штреки, поскольку заблудиться в катакомбах мог любой, как угодно хорошо их знающий человек.

Действительно, то, что он успел увидеть за двухчасовую экскурсию, внушило ему должное почтение, но чтобы заблудиться вот так, как он сейчас…

Зрительная память у него была если не абсолютная, то очень хорошая. Все четыре поворота, которые ему пришлось сделать, он запомнил. Как и то, что по сторонам главного хода он видел пять или шесть боковых ответвлений. Обратно он шел известным маршрутом, ни в один из этих ходов не сворачивал, и тем не менее…

Был бы с собой компас… А что компас, что бы он показал? Дача стояла на берегу моря. Флигель смотрел на него окнами задней комнаты. Значит — строго на юг. Соответственно, вход в катакомбы из подвала был ориентирован примерно на восток. И что из этого?

Шульгин попытался сосредоточиться. Против желания, несмотря на достаточно отчетливое понимание ситуации, им овладел неожиданный, пока еще не соответствующий обстоятельствам страх.

Иррациональный.

Клаустрофобия, можно сказать.

С иррациональной, а значит, скорее всего со стороны наведенной эмоцией можно и должно бороться.

Из точки, в которой он сейчас находится, следует неторопливо, без паники вернуться задним ходом к месту поворота, к развилке, где он ухитрился уйти с собственного следа.

Сейчас ему казалось невероятным, как он мог так увлечься, что перестал смотреть под ноги.

Сашка опять взглянул на часы. С момента начала его экспедиции прошло уже сорок минут. Время идет неестественно быстро. Все предыдущие мысли и переживания в нормальном режиме не могли занять больше пяти-семи минут.

Теперь — спокойствие. Только эксперимент и точный расчет. Он извлек из-за голенища ботинка универсальный десантный нож, несколькими ударами высек на мягком ракушечнике стены косой крест, рядом нацарапал дату, час и текущую минуту.

Посмотрим, как у нас дальше получится.

Усмехнулся, опять вспомнив Смока Белью. «Рулетка — сама по себе система, и любая другая система против нее бессильна».

Откуда он пришел, сомнений не вызывало. Не спеша, придерживаясь левой рукой стены, он вернулся назад метров на пятьдесят, до первого ответвления, которого, ей-богу, на своем пути сюда не заметил.

Пусть так.

Шульгин подобрал несколько небольших камней, положил их поперек прохода вроде шлагбаума, нанес очередные кресты перед боковым штреком и за ним, двинулся дальше.

Аналогичную операцию проделал еще возле двух коридоров и вот, кажется, вышел к основному стволу.

По крайней мере, здесь он увидел отпечатки собственных ботинок-вездеходов. Значит, нужный выход просто-напросто перекрыт каменным монолитом, как это делалось в египетских пирамидах для грабителей.

Или, если исходить из привычных невероятностей, искривлена метрика пространства. Специально для него.

— Славский, эге-гей! — закричал он, сложив ладони рупором. Эха мягкие пористые стены не отражали, но через несколько секунд из тоннеля донесся хотя и искаженный, но знакомый голос.

Делая отметки на стенах каждые пятнадцать-двадцать шагов, Шульгин добрался до бивуака.

Поначалу Славский не поверил.

— Вы что, хотите сказать, что заблудились на расстоянии трехсот шагов от входа?

— Трехсот, пятисот — не суть важно. Выхода я не нашел. Сколько на ваших часах?

Золотой брегет Славского показывал шесть.

— Шесть — чего? — ядовито поинтересовался Шульгин.

— Как чего? Утра, конечно.

— Я бы не был так категоричен. Но ваше счастье, у меня хронометр более подходящий к данной ситуации, — Сашка показал Славскому часы с двадцатью четырьмя делениями циферблата и календарем. — Пока да, шесть утра 2 ноября 1921 года. Но вас не удивляет, что я бродил почти три часа, хотя тоже вполне уверен, что прошел не более километра в ту и в другую сторону? И вы согласитесь, не слишком похоже, что с момента нашего погружения «ин профундис»[19]прошло более 12 часов…

Славского это и в самом деле удивило. Но тут подал голос и фон Мюкке, положение которого и без того было самым невыгодным из всех присутствующих, а теперь как бы и совсем осложнилось.

— Не удивляйтесь, господа. В море такое случается сплошь и рядом — компас врет, карты врут, в тумане черт водит, тайфун несет неизвестно куда, и в результате оказываешься в Патагонии вместо Камеруна.

— Так то же в море, — сказал Шульгин, испытывая очередной приступ симпатии к этому моряку, явно не своей волей оказавшемуся в центре совсем не нужной ему интриги.

— Я и говорю — в море. А уж под землей… Простите, любезнейший, не оставите ли вы меня с сэром Ричардом наедине?

Славский, нечто невразумительно-недовольное пробурчав, выбрался из пещерки.

— Только не отходите за пределы видимости фонаря, — крикнул ему вслед Шульгин. — А то ведь, сами понимаете… Что у вас? — спросил он немца, когда они остались вдвоем.

— Прошу прощения, конечно, — засмущался капитан, — но вы вроде мой врач. Мне бы по нужде как-то организовать… У этого господина просить неудобно.