Судьба династии - Александр Широкорад

Мария Павловна вместе с Путятиным занялась продажей драгоценностей. Увы, французские и британские ювелиры точно знали все сколько-нибудь ценные коллекции, и если они появлялись на продажу, то ювелиры, по общему сговору, не перебивали друг у друга цену, и самые прекрасные вещи уходили крайне дёшево. В конце концов, Марии Павловне удалось продать свои драгоценности знакомым почти за бесценок.

Интуиция толкнула Марию Павловну распечатать письмо, адресованное мужу, чего она обычно не делала. Там была страшная весть о смерти её младшего сына Романа, скончавшегося на руках у свекрови.

Вскоре Путятины съехались с Дмитрием Павловичем и сняли дом в Париже. Однако это не решило финансовых проблем всех троих. Мария Павловна вспоминала: «Я никогда не носила при себе денег и не выписала ни одного чека. Я знала приблизительно цену драгоценностям и платьям, но не имела ни малейшего представления о том, сколько стоит хлеб, мясо и молоко».

Летом 1921 года Мария Павловна впервые за много лет с согласия шведского короля Густава V встретилась со своим сыном Леннартом. Произошло это на нейтральной территории в Копенгагене. За последующие семь лет жизни в Европе она видела сына ещё два раза. Один раз они вместе были в Висбадене, откуда ездили на экскурсии, в том числе и в Дармштадт, где их принимал великий герцог Эрнест Гессен-Дармштадтский, у которого великий князь Кирилл Владимирович в самом начале XX века увёл жену, — брат императрицы Александры Фёдоровны и Елизаветы Фёдоровны. Он был сам по себе интересным человеком, покровительствовал изящным искусствам и за это по сей день чтим в Германии. Во второй раз мать и сын встретились в Брюсселе, когда Леннарту было семнадцать лет. Мария Павловна была очень довольна его няней и результатами его воспитания, хотя и считала сына чересчур суровым.

Голландский принц-консорт обратился к Марии Павловне с предложением заключить брак между Леннартом и его дочерью Юлианой, но княгиня отказала, памятуя о своём печальном опыте брака по расчёту.

В эмиграции значительная часть русских аристократов сидела на чемоданах, ожидая падения Советов со дня на день. Подобные персонажи жили за счёт драгоценностей, картин и других культурных ценностей, вывезенных из России, причём в значительной части им лично не принадлежавших. Увы, никто из нынешних либеральных деятелей культуры, стенающих о вывозе культурных ценностей большевиками в начале 1920-х годов, чтобы прокормить голодающее население, не удосужился посчитать, сколько ценностей было вывезено белоэмигрантами из России в 1918–1920 годах.

Однако многие наиболее дальновидные эмигранты уже в начале 1920-х годов попытались вписаться в жизнь стран Европы и Америки. Кто-то занялся бизнесом, Игорь Сикорский, Дмитрий Рябушинский и многие другие — техникой, кто-то попросту пошёл в Иностранный легион или в парижские таксисты.

Ряд русских светских львиц решили заняться изготовлением и продажей модных женских вещей. Так, графиня Орлова-Давыдова открыла на бульваре Мальзерб в Париже русский Дом мод, специализировавшийся на ручной вязке и набойке шерстяных и шелковых тканей. Продукция этого Дома пользовалась большим спросом. Очень популярна, например, была ткань, имитировавшая старинную парчу. Об этом можно судить хотя бы по тому, что за 1922–1923 годы общая сумма жалованья мастериц, а на предприятии трудились исключительно эмигрантки из России, выросла со 100 тысяч франков до 320 тысяч. В 1925 году парижский модный журнал писал: «Оригинальность их рисунков, вдохновлённых старинными орнаментами русских, коптов, египтян, персов, китайцев, а также стойкость и яркость красителей позволили им достичь блистательного успеха у французских и иностранных клиентов». Ведущие парижские дома заказывали у графини ткани для своих изысканных коллекций.

Основательницей Дома моды «Имеди», где одевались дамы из высшего света Франции, Великобритании, Голландии, а также новоиспечённые американские миллионерши, была Анна Ильинична Воронцова-Дашкова, урождённая княжна Чавчавадзе. Начала она свою карьеру в мире моды в качестве светской манекенщицы у Коко Шанель: удивительно красивая и элегантная, она зарабатывала на жизнь тем, что появлялась в великосветских салонах, в театрах и на приёмах в платьях от легендарной французской модельерши.

Другой знаменитой моделью была праправнучка поэта Жуковского графиня Мария Белевская, о которой один из современных авторов написал: «…олицетворявшая в глазах французов тип русской дворянки».

Маленькое замечание — мне всегда режут ухо холопские слюни о «голубой крови». Кто такая графиня Белевская? Явно Рюриковна, ведь в XV веке существовало удельное княжество со столицей в городе Белеве (ныне райцентр Тульской области). Однако Иван III согнал белевских князей с удела, а «его свирепый внук» — со свету. Так откуда взялись графы Белевские? Жил-был русский помещик Бунин, и прижил барин от турчанки сына, которому дал фамилию Жуковский. Последний стал известным поэтом, и уже с его дочкой Сашей переспал великий князь Алексей Александрович, тот самый, о котором острили ещё в конце XIX века, что «в жизни Алексея главное место занимают верткие дамы и неуклюжие броненосцы». А в мае 1905 года ему всенародно был присвоен титул — князь Цусимский. У Саши Жуковской родился сын, названный в честь отца Алексеем, а в 1889 году Александр III дал мальчику титул графа Белевского. Новоиспечённый граф женился на Марии Трубецкой, и вот эта Мария и стала знаменитой парижской манекенщицей.

Не менее известной моделью стала Анна Носович, служившая в русском Доме моды «Миеб» в Париже, основанном бывшей фрейлиной императрицы Александры Фёдоровны Бети Бузард.

Мария Ивановна Путятина, свекровь великой княгини Марии Павловны, завела в Париже шляпное дело под экзотическим названием «Шапка». Предприятие оказалось настолько успешным, что через некоторое время был открыт филиал в Лондоне. Успеху предприятия способствовало то, что манекенщицей номер один в «Шапке» выступала княгиня Трубецкая, чей титул привлекал клиентов.

О том, как Мария Павловна познакомилась с Коко Шанель, в её мемуарах говорится крайне невнятно. Скорей всего, их познакомил Дмитрий. Замечу, связь с великим князем не сделала Коко ни на йоту более сентиментальной. Её отношения с сестрой любовника основывались на жёстком коммерческом расчёте. Узнав, что Мария берётся вышить блузу за сумму значительно меньшую, чем требовала другая мастерица, Коко тотчас сделала ей заказ. Через три месяца работа была выполнена. Коко была поражена качеством работы, а так как вышивка тогда входила в моду, Мария получила следующий, уже более объёмный, заказ, а потом под вымышленным именем поступила на курсы машинной вышивки.

На свои первые гонорары Мария купила себе машинку, а затем сняла небольшое помещение, где могли бы разместиться её помощницы. Эта новая работа стоила ей колоссальных сил. Она вспоминала, что от усталости, бывало, засыпала прямо за машинкой, не в силах добраться до дому. Но дело двигалось. Мария пригласила двух безработных русских девушек и послала их на курсы, которые окончила сама. Рядом с её рабочим столом появились два новых. Своё маленькое ателье княгиня назвала «Китмир» — по имени собаки из персидского эпоса. Сотрудничество с Шанель становилось всё более масштабным.