Призрак - Ю Несбе

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. — Она убрала руку.

Харри неодобрительно посмотрел на собственный член, которому от эрекции уже стало тесно в одолженных джинсах. Покачал ступнями ног.

— Я оставил стельки в машине. Ты знала, что пот ног — прекрасный материал для анализа на ДНК? И мы, конечно, найдем микроскопические частички кожи. А в Осло вряд ли найдется много магазинов, торгующих обувью Альберто Фасциани. Один, два? В любом случае это несложно будет вычислить по твоей кредитке.

Исабелла Скёйен села. Взгляд ее был направлен в сторону.

— Видишь фермы? — спросила она. — Разве они не красивы? Я обожаю пейзажи с творениями рук человеческих. И ненавижу лес. Кроме специально разведенного. Я ненавижу хаос.

Харри изучал ее профиль. Топорный нос казался смертельно опасным.

— Расскажи мне о Густо Ханссене.

Исабелла пожала плечами:

— С чего бы это? Ты уже почти все понял сам, это очевидно.

— Ты можешь выбирать, на чьи вопросы отвечать. На мои или на вопросы журналистов из «ВГ».

Она хохотнула.

— Густо был молодым и красивым. Эдакий жеребец, на которого приятно смотреть, но у которого сомнительные гены. Его биологический отец был преступником, а мать — алкоголичкой, по словам приемного отца. Не та лошадь, от которой ты хочешь получить потомство, но та, на которой прекрасно скакать, если ты… — Она вздохнула. — Он приезжал сюда, и мы занимались сексом. Иногда я давала ему деньги. Он встречался и с другими тоже, и в этом не было ничего особенного.

— Ты ревновала его?

— Ревновала? — Исабелла покачала головой. — Секс никогда не вызывает у меня ревности. Я ведь тоже встречалась с другими. А с одним мужчиной — особенно часто. И я исключила Густо из круга своего общения. А может, он исключил меня. Мне показалось, что у него отпала нужда в карманных деньгах, которые я ему давала. Но в конце он снова связался со мной. И был назойливым. Думаю, у него появились проблемы с деньгами. И с наркотиками тоже.

— Ну и каким он был?

— Что ты имеешь в виду под «каким»? Он был эгоистичным, ненадежным, очаровательным. Самоуверенным мерзавцем.

— И что он хотел получить?

— Разве я похожа на психолога, Харри?

— Нет.

— Нет. Люди интересуют меня только постольку-поскольку.

— Правда?

Исабелла Скёйен кивнула. Посмотрела вдаль. Влага в ее глазах сверкала на солнце.

— Густо был одиноким.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю, что такое одиночество, понятно? Он презирал себя.

— Так он был уверен в себе или презирал себя?

— Одно другому не противоречит. Человек знает, что он может и на что способен, но не думает, что другие могут его любить.

— И из-за чего это могло произойти?

— Слушай, я же сказала: я не психолог.

— Да ладно.

Харри ждал.

Она кашлянула:

— Его родители отказались от него. Как думаешь, какое впечатление это могло произвести на мальчика? За всеми фактами и крутой личиной скрывался человек, который считал, что многого не стоит. Что он стоит так же мало, как те, кто от него отказался. Разве не простая логика, господин почти полицейский?

Харри посмотрел на нее. Кивнул. Заметил, что от его взгляда ей стало неуютно. Но Харри не стал задавать вопрос, который ему, конечно же, хотелось задать, — вопрос о ее собственной истории. Насколько одинокой она была, насколько презирала себя за благополучным фасадом?

— А Олег? С ним ты встречалась?

— Парень, которого взяли за убийство? Никогда. Но Густо пару раз упоминал о каком-то Олеге, говорил, что это его лучший друг. Думаю, он был его единственным другом.

— А Ирена?

— О ней он тоже говорил. Она была ему как сестра.

— Она была сестрой.

— Не по крови, Харри. А это не одно и то же.

— Вот как?

— Люди наивно полагают, что способны на бескорыстную любовь. Но на самом деле стремятся к тому, чтобы продолжить род, чтобы гены потомков были как можно более идентичны их собственным генам. Я вижу это каждый божий день, занимаясь разведением лошадей, поверь мне. И да, люди похожи на лошадей, мы стадные животные. Отец встает на защиту своего биологического сына, брат — на защиту своей биологической сестры. В конфликте мы инстинктивно становимся на сторону того, кто больше похож на нас. Представь, что ты в джунглях, идешь по тропинке и за поворотом видишь, как другой белый человек, одетый как ты, сражается с полуголым черным воином в боевой раскраске. У каждого из них в руке нож, и бьются они не на жизнь, а на смерть. У тебя есть пистолет. Какой будет твоя первая инстинктивная мысль? Убить белого, чтобы спасти черного? Или нет?

— Ммм. И что это доказывает?

— Это доказывает, что наша лояльность имеет биологическое происхождение, что она кругами расходится от центра, где находимся мы сами и наши гены.

— И ты бы застрелила одного из двоих, чтобы защитить свои гены?

— Без промедления.

— А может, убить обоих, чтобы уж наверняка?

Она посмотрела на него:

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты делала в тот вечер, когда убили Густо?

— Что? — Она снова сощурила на солнце один глаз и посмотрела на него с широкой улыбкой: — Ты подозреваешь меня в убийстве Густо, Харри? И в том, что я преследую этого… Олега?

— Просто ответь на вопрос.

— Я помню, где была, потому что думала об этом, когда читала об убийстве в газетах. Я участвовала во встрече с представителями полицейского отдела по борьбе с наркотиками. Они должны быть надежными свидетелями. Имена назвать?

Харри покачал головой.

— Что-нибудь еще?

— Ну да. Этот Дубай. Что ты о нем знаешь?

— Ах, Дубай. Так же мало, как и все остальные. О нем говорят, но полиция к нему не приблизилась. Это так типично: профессиональным заправилам всегда удается оставаться в тени.

Харри следил за тем, как меняется размер ее зрачков и цвет щек. Если Исабелла Скёйен лгала, то лгала хорошо.

— Я спрашиваю, потому что ты очистила улицы от всех наркодилеров, за исключением тех, кто работает на Дубая, и еще пары небольших банд.

— Не я, Харри. Я всего лишь секретарь члена городского совета, исполняющий его предписания и проводящий в жизнь политику совета. А тем, что ты называешь уборкой улиц, занималась, строго говоря, полиция.

— Ммм. Норвегия — это маленькая сказочная страна. Но я провел последние годы в реальном мире, Скёйен. А реальным миром управляют два типа людей. Те, кто хочет власти, и те, кто хочет денег. Первому типу нужны памятники, второму типу — удовольствия. А валюта, которой они пользуются, когда ведут переговоры о том, как получить то, что они хотят, называется коррупцией.