Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Петр Мормий, известный алхимик и современник Бёме, в 1630 году попытался дать ход розенкрейцерской философии в Голландии. Он обратился к Генеральным штатам[187] с просьбой о разрешении выступить на их заседании и объяснить принципы ордена, а также изложить план превращения Голландии в счастливейшую и богатейшую страну мира с помощью философского камня и элементалов[188]. Генеральные штаты благоразумно отказались иметь с ним дело. Оскорбленный, он решил опозорить их в своей книге, которая в том же году была издана в Лейдене. Она называлась «Книга самых сокровенных тайн природы» и была разделена на три части. В первой рассказывалось о вечном движении, во второй – о превращении металлов, а в третьей – об универсальной медицине. Кроме того, в 1617 году во Франкфурте вышло несколько его трудов по розенкрейцерской философии на немецком языке.

Поэзия и романтическая литература перед розенкрейцерами в неоплатном долгу. Сочинения английских, французских и немецких литераторов изобилуют позаимствованными у них прелестными существами. Наиболее известен из таковых «изящный Ариэль» Шекспира. Среди прочих – грациозные обитатели гардеробной Белинды из восхитительной поэмы «Похищение локона» (Поп) и прелестная капризная русалка Ундина (ла Мотт Фуке), которую автор наделил таким изяществом и очарованием и к воображаемым страданиям которой он отнесся с таким сочувствием, каких более не удостаивалось ни одно сверхъестественное создание. Множество русалочьих атрибутов имеет Белая леди из Эвенела сэра Вальтера Скотта. Немецкая романтическая литература и лирическая поэзия изобилуют сильфами, гномами, ундинами и саламандрами. Не отставали от немцев и французские литераторы, заменяя оными персонажей более громоздкой мифологии Греции и Рима. Сильфы и сильфиды были излюбленными героями менестрелей и настолько прочно вошли в массовое сознание, что их порой путали с другими безупречными созданиями – эльфами и феями, сказания о которых имеют гораздо более древнюю историю. Будучи столь обязанным розенкрейцерам, ни один любитель поэзии не может не отдать должного этому философскому ордену, сколь бы абсурдны ни были воззрения его членов.

Именно в то время, когда Михаэль Майер знакомил мир с доктринами розенкрейцеров, в Италии родился человек, которому впоследствии было суждено стать наиболее выдающимся членом их братства. Алхимическая мания никогда более не вызывала к жизни столь явного и столь преуспевшего самозванца, как Джузеппе Франческо Борри. Он родился в 1616 году (по другим источникам, в 1627-м) в Милане, где его отец, синьор Бранда Борри, был доктором. В шестнадцать лет Джузеппе был для завершения образования отправлен в римскую иезуитскую школу, где проявил феноменальную память. Он без малейшего труда выучивал любой материал. Он запоминал все, даже самые незначительные факты из самых толстых томов, и не было предмета изучения, недоступного его пониманию, но все преимущества, которые он мог извлечь из своих способностей, сводились на нет его необузданными страстями и любовью к шумным кутежам. У него постоянно возникали проблемы как со школьным начальством, так и с римской полицией, и он приобрел столь скверную репутацию, что она не улучшилась бы и с годами. С помощью друзей Борри стал врачом в Риме и получил должность при папском дворе. В процессе своих усердных штудий он воспылал любовью к алхимии и решил приложить свои усилия к открытию философского камня. Для обнищания, однако, было вполне достаточно его дурных наклонностей. Его удовольствия были такими же дорогостоящими, как и его изыскания, а их сочетание – губительным для его здоровья и репутации. В возрасте тридцати семи лет он решил, что на доходы от медицинской практики ему не прожить, и начал подыскивать себе другое занятие. В 1653 году он стал личным секретарем маркиза ди Мирольи, посланника эрцгерцога Инсбрукского при дворе папы римского. В этой должности он оставался два года, ведя тем не менее ту же распутную жизнь, что и прежде. Джузеппе постоянно находился в обществе игроков, развратников и куртизанок, участвовал в позорных уличных потасовках и отвращал от себя покровителей, желавших ему помочь.

И вдруг в его поведении произошла неожиданная перемена. Отъявленный повеса напустил на себя степенность философа; глумливый грешник объявил, что отказался от пороков и впредь будет образцом добродетели. Для его друзей сие исправление было столь же приятным, сколь и неожиданным; сам же Борри туманно намекал на то, что оно было вызвано чудодейственным проявлением некоей высшей силы. Он утверждал, что поддерживает связь с добрыми духами, что ему открываются тайны Бога и природы и что он овладел философским камнем. Как и его предшественник Якоб Бёме, Джузеппе смешивал религиозные материи с философским жаргоном и подготавливал почву для объявления себя основателем нового ордена. Однако в Риме и тем более во дворце папы это было рискованным занятием, и Борри хватило ума вовремя спастись от темницы замка Сант-Анджело. Он бежал в Инсбрук, где прожил около года, а затем вернулся в родной Милан.

Молва о его святости шла впереди него, и он понял, что многие люди готовы к нему присоединиться. Все изъявившие желание вступить в новый орден давали обет бедности и сдавали свое имущество на общее благо членов братства. Борри говорил им, что он получил от архангела Михаила священный меч, на рукояти которого выгравированы имена семи небожителей. «Все, кто откажется, – изрекал он, – вступить под мою длань, будут уничтожены папскими армиями, возглавить кои – мое божественное предназначение. Те, кто последует за мной, удостоятся всех мирских благ. Скоро я доведу мои химические изыскания до счастливого финала, открыв философский камень, после чего у нас будет столько золота, сколько мы захотим. Мне гарантирована помощь небесных сил, особенно архангела Михаила. Когда я только вступил на путь истинный, мне ночью было видéние и я услышал ангельский голос, пообещавший, что я стану пророком. В знак сего я увидел пальму в раю. Ангелы являются передо мной, когда бы я их ни позвал, и открывают мне все тайны мироздания. Сильфы и элементалы подчиняются мне и летают в самые отдаленные края земли, служа мне и моим избранникам». Неустанно повторяя подобные истории, Борри вскоре оказался во главе очень большого числа приверженцев. Поскольку в этой книге он фигурирует как алхимик, а не религиозный сектант, нет необходимости приводить здесь его доктрины, касающиеся некоторых догм католической церкви и вызвавшие крайнее неудовольствие папских властей. Они столь же нелепы, как и его философские притязания. По мере роста числа его последователей Джузеппе лелеял желание в один прекрасный день стать новым Магометом и основать в родном Милане монархию и религию, отводя себе роль короля и пророка. В 1658 году он задумал взять в плен стражу всех городских ворот и официально объявить себя правителем Милана. Как только этот план был готов к осуществлению, он был раскрыт. Двадцать последователей Борри арестовали, а ему путем неимоверных усилий удалось бежать в нейтральную Швейцарию, где он был недосягаем для папской немилости.