День джихада - Александр Щелоков

— Салам, мохтарам амер, — поздоровался он с ним на дари. — Привет, уважаемый командир.

— Алейкум ассалам, ман дагарвал, — ответил Ярощук на том же языке. — И вам мир, мой полковник.

Боль и горечь Афганистана до сих пор жили в их душах.

Руслана Адугова привели в небольшую светлую комнату на втором этаже. Старший прапорщик, или как еще говорят «ночной генерал-полковник» с тремя звездочками в один ряд на погонах, снял с задержанного наручники. Адугов сразу стал растирать запястья, натруженные металлом.

Ярощук смотрел на Адугова внимательно и вдруг сказал:

— А ведь я, Жора, всю ночь пытался вспомнить, откуда мне знакомо это лицо. И только сейчас понял.

Он еще раз вгляделся в лицо чеченца и неожиданно по-арабски произнес обращение к аллаху, просящее защиты от шайтана:

— А узу би-Лляхи мин аш-шайтани-р-раджими! Старый знакомый! Вот радость какая! Господин Абдурахман Усманов из Бухары, в которой он никогда не бывал! Он же Давлатмирзаев, Абу Маджид и Адугов. Вот так встреча!

В глубине темных глаз чеченца сверкнули искорки гнева. Или страха.

— Значит, не узнаешь? — спросил Ярощук.

Чеченец старательно избегал острого взгляда Ярощука, что указывало определенно: он вспомнил их первую встречу, но боится в этом признаться.

— Хорошо, — сказал Ярощук. — Сними рубаху. Хочу взглянуть на твое плечо. Помнится, я пометил того Абдурахмана своим тавром.

Злая гримаса перекосила лицо Адугова.

— Зачем снимать? — сказал он. — Это я. Тебе станет легче?

— Мне не легче, а вот тебе — тяжелее.

Ярощук обернулся к Бойко, который внимательно наблюдал за ними.

— Жора, ты сможешь срочно навести справку?

— Попробуем.

Бойко вышел к дежурному, где стоял телефон закрытой связи. Связался с военной контрразведкой. Коротко объяснив ситуацию, попросил своего старого знакомого полковника Михайлова:

— Будь добр, Андрей, просмотри две позиции по афганской войне. Сперва дезертиров чеченцев. Затем чеченцев-военнопленных.

— Тут, — коротко ответил Михайлов.

Несколько минут спустя он сказал в трубку — Слушай, Георгий. Среди военнопленных лиц искомой национальности не обнаружено. А дезертиров двое.

— Фамилии назовешь?

— Погоди, дослушай. Итак, их было двое. Один погиб в бою, а второй вероятно жив.

— Кто?

— Припекает?

— Потому и беспокою.

— Муса Хорхороев. 1968 года рождения. Место рождения — город Кустанай. Военно-учетная специальность — водитель. Осужден военным трибуналом Туркестанского военного округа.

— Фото имеется?

— У нас, как в Греции — есть все…

— Андрей, кинь на мой факс.

— Нет проблем. За тобой бутылка.

— Пива?

— Да, от вас благодарности дождешься, как же…

Факс зашипел, оживая. Наружу поползла распечатка.

Бойко с листом бумаги в руках вернулся в комнату, где Ярощук оставался с Адуговым.

— Так вот, Алексей, господин Давлатмирзаев, Абу Маджид и Адугов это одно лицо — дезертир Муса Хорхороев. Можешь его не любить, но жаловать придется. Как считаешь, Муса?

Хорхороев упрямо поджал губы:

— Отвечать не буду. Требую прокурора и адвоката.

— А, ты сразу требуй сразу все, — сказал Ярощук серьезно. — Чтобы потом не отвлекаться на мелочи. Я запишу. Значит, тебе прокурора, адвоката? Пить предпочитаешь коньяк или виски? Апельсиновый сок надо?

Хорхороев набычился, опустил голову и смотрел на Ярощука исподлобья.

— Я думал, Муса, что ты умнее и сам догадаешься, в чем дело. Увы, придется объяснить. Ты газеты читаешь? Вот просмотри. Материал для размышления.

Он положил перед Хорхороевым свежий номер «Московского комсомольца» и ткнул пальцем в заметку под рубрикой «В номер. Срочно».

"Смерть на вираже.

Искусство проезжать крутые повороты никак не дается столичным водителям. Вчера ночью при выезде с Улицы 1905 года на Краснопресненскую набережную водитель черного «Гранд Чероки» не справился с управлением. Машина сбила чугунный парапет, отделяющий Москву-реку от дороги и с ходу влетел в реку. Судя по силе удара, машина летела со скоростью свыше ста двадцати километров в час. При ударе о преграду дверцы салона распахнулись, водителя выбросило наружу. Несмотря на то, что река здесь не очень глубокая, тело водителя найти не удалось.

Как нам сообщили в Государственной инспекции безопасности дорожного движения, машина зарегистрирована на имя президента мелкооптовой торговой фирмы «Кизлярка» г-на Руслана Адугова…"

Хорхороев прочитал заметку и молча отодвинул газету.

— Думаю, — сказал Ярощук, — теперь тебе не надо объяснять, что мы сейчас беседуем с покойником? Тебя нет физически. Ты утоп. А у тех, кого нет, не имеется и прав. Ни на прокурора, ни на адвоката.

— То, что вы делаете, незаконно.

— Догадливый, — сказал Ярощук, — но из этого ничего не вытекает. У меня при взрыве дома в Печатниках погиб старый знакомый. Как думаешь, та акция была законной? Время расплаты всегда наступает.

— Думаешь, испугал?

— И не пытался. Просто проинформировал.

— Тогда все, что я предложу сейчас, пришло в голову не от страха. Просто я трезво оцениваю реальность и считаю, что лучше с вами пойти на сотрудничество. Но на моих условиях.

— Вот как? И что за условия?

— Прежде мне ответьте, кто будет принимать решение, как со мной поступить? Ваш генерал?

— Тебе трудно поверить, но решения принимаю я, — сказал Бойко и вздохнул. — Каким бы оно ни было, отвечаю за все я.

— А что, над вами уже нет генералов?

— Есть, но с мертвыми душами они предпочитают не связываться. Зачем высокому начальству отвечать за людей, которые утонули?

— Мне нужны гарантии. Пусть вас не смущает, если я скажу, что и сам давно уже сыт играми, в которые так долго играл. Вот так сыт, — Хорхороев ребром ладони провел по горлу. — Я всегда был вашим врагом. Это вы знаете. Но иногда интересы врагов могут совпадать. Я дам важные сведения, а вы меня отпустите под мое обязательство больше никогда не выступать против России. То, что в глазах своих я мертв, дает мне возможность выйти из игры. У меня есть заграничный паспорт на другую фамилию. Я исчезну с горизонта навсегда. С вашего и с нашего — чеченского.

— Договор такого рода возможен, если он будет подкреплен действительно серьезными сведениями, которые вызовут наш интерес.