Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

ходили разыскивать тела убитых среди мусорных ям, выносили их, чтобы предать погребению.

Обыски, аресты, грубые выходки красноармейцев, врывавшихся и днем, и ночью в частные дома, и убийства. Убит граф Орлов-Денисов, убит генерал Усачев[123], убит Орлов[124]. Когда-то я знал его маленьким мальчиком в коротких штанах, с голыми коленями. Розовый, пухлый, он был веселым мальчиком, любил игры, шалости. Я встречал его за границей. Мы ездили с ним на лодке по Женевскому озеру. Незадолго до ухода в Кубанский поход я видел его в гостинице в Новочеркасске за столом, в генеральском мундире.

Тот ли это Иван Орлов? Тусклый взгляд, унылый вид. Он был казак, полк его разошелся по домам. Сам он едва избег самосуда. И вот убит. Его истязали, на плечах выжгли погоны раскаленным железом.

«Слышать не могу грохота автомобилей, – говорила мне одна знакомая. – Как загудит, так и кажется, что вот остановится у дома и ворвутся к нам». Другой признавался, что его пробирает дрожь при одном виде грузовика: так и кажется, нарочно свернет, чтобы раздавить кто ни попадись, под смех и гиканье пьяного солдатья.

Заходил к Марии Николаевне. Она спасала своего больного припадочного мужа и двух маленьких детей. Скольких усилий, какой нравственной муки стоил ей ее никому не известный подвиг. Скованная своей семьей, она не могла пойти с нами в поход. Но сердце ее горело патриотизмом. Это была сестра Кубанского похода.

Нашел я в Новочеркасске и многих спасенных наших раненых – Новикова, Потоцкого, Карлинского с раздробленной рукой. Он ни о чем и слышать не хотел, сейчас же в полк, хотя правая рука и висела на перевязи. Вся эта молодежь рвалась в бой. А ведь их оставили ранеными в лазаретах, и они испытали этот ужас.

Видел я в Новочеркасске и офицеров-дроздовцев, пришедших за полторы тысячи верст, с Румынского фронта. И в них тот же несломленный, крепкий дух. Все, кого мы ни встречали в Новочеркасске, несмотря на все, что пришлось пережить, нисколько не были подавлены, напротив – полны сил и уверенности. Не было и тени упадочных настроений. В Новочеркасске я не видел этих пришибленных судьбою людей, каких мне так часто приходилось встречать впоследствии.

Да, это были хорошие дни. Мы уже не были одиноки. Подымалось Войско Донское. Собрался круг спасения Дона. Была весна пробуждения казачества.

Л. Половцов

Рыцари тернового венца

9 февраля 1918 года Добровольческая армия, нанеся последний, но тяжелый удар наступавшему противнику, вечером под прикрытием темноты незаметно покинула Ростов. Большевики, наблюдая решительные действия армии днем, совершенно не ожидали отхода добровольцев, и не только не преследовали их, но даже долго не решались войти в Ростов, опасаясь какой-нибудь хитрой засады. Так напугали их.

Снег крутился в воздухе, и леденящий ветер пронизывал насквозь плохо одетых добровольцев. Эти ужасные норд-осты сопровождали армию в течение всего этого ледяного похода и дали ему его название.

Измученные непрерывными боями, голодные, обледенелые добровольцы с радостью увидали приветливые огоньки Аксайской станицы, где предположен был ночлег. Вдруг остановка. Что такое? К генералу Корнилову, шедшему пешком во главе армии, подлетели посланные из станицы:

– Господин генерал, Аксайская станица постановила – не допускать к нам добровольцев, так что потрудитесь проходить мимо станицы.

Глаза Корнилова сверкнули.

– Если через час для армии не будет приготовлен ночлег и ужин, я смету станицу с лица земли. Поняли?

– Так точно, ваше превосходительство. Поняли. Не извольте беспокоиться.

– Первая батарея вперед, – пронеслось по рядам.

Казаки исчезли.

Подошли к станице. У дверей встретили приветливые хозяева. На столе кипел самовар, и богатые казаки не поскупились на угощение. Ночь прошла спокойно. На другой день, утром, добровольцы перешли по льду через Дон и благополучно прибыли в станицу Ольгинскую около 30 верст к востоку от Ростова. Здесь они остановились на несколько дней.

Большевики грабили магазины Ростова, расправлялись, по старым счетам, с неугодными им жителями, ужасными пытками вымучивали у состоятельных лиц деньги и драгоценности, реквизировали направо и налево у богатых и бедняков все, что нужно им было и что ненужно. Начался сплошной пьяный разгул, прерываемый, для развлечения, расстрелами и пытками. О добровольцах временно как бы забыли, и, несмотря на настойчивые приказания немцев, солдаты не хотели покинуть богатый и теплый Ростов.

Конечно, Корнилов этим воспользовался. Выставив сторожевые охранения, армия спокойно реорганизовалась. Мелкие воинские части были соединены в более крупные, и образовались три отряда: 1) Офицерский полк, поглотивший в себе мелкие офицерские образования, под командой генерал-лейтенанта Маркова; 2) Партизанский отряд – под командой генерал-майора Богаевского и 3) Корниловский полк, под командой подполковника Неженцева; к этому полку присоединялись часто и оставшийся временно Юнкерский батальон, Чехословацкий инженерный батальон и др., под общим командованием обыкновенно генерал-майора Казановича. В конных частях насчитывали до 200 сабель, но больше половины были пешими. Всех добровольцев, строевых штабных, нестроевых чинов, врачей и сестер милосердия числилось до 4000 человек.

Подтянулись и отставшие добровольцы; прибыли из Новочеркасска раненые, кто только способен был к передвижению; подошли остатки чернецовских партизан, не пожелавших остаться с казаками; подвезли из Аксайской станицы патроны, снаряды и прочее военное снабжение, доставленное туда вперед по железной дороге. Из взятых за плату конных подвод составлен был большой обоз, на который и решено было погрузить прежде всего раненых, а затем и все свое небогатое военное имущество. Остальное, что не могло вместиться в обоз, сожгли.

Орудий у добровольцев было восемь – трехдюймовок, а снарядов к ним около 600. Патронов приходилось около 200 на винтовку. Броневые автомобили бросили еще по дороге в снегу. Медикаментов и перевязочных средств осталось так мало, что через неделю, если бы не захватили этих запасов у большевиков, перевязывать раненых было бы нечем. Всех денег было 6 миллионов рублей.

Между тем в Ростовской и Новочеркасской кассах Государственного банка хранилось около 200 миллионов казенных денег. Но ни Каледин, ни добровольческие вожди не считали себя в праве пользоваться этими суммами; они распределили между Донским войском и добровольческой армией лишь 25 миллионов рублей акцизного сбора, поступившего с Донской же области. Все остальные деньги достались большевикам.

Несмотря на тяжелое положение, армия не унывала. Добровольцы отдохнули. Станица была полна оживлением; сыпались шутки, слышался смех, раздавались песни. Все бодро смотрели вперед, веря в своих испытанных вождей. Но вождям было не до смеха. Они сознавали всю тяжесть, почти безвыходность положения.

Одни. Одни во всем свете. Кругом, и спереди, и сзади, и справа, и слева, – только враги. Ни одного друга, ни одного союзника.