Нарком Фрунзе. Победитель Колчака, уральских казаков и Врангеля, покоритель Туркестана, ликвидатор петлюровцев и махновцев - Алекс Громов

В 1924 году, когда Фрунзе уже был председателем Реввоенсовета СССР Троцкого, произошел дошедший до верхов спор из-за темы политзанятий, а на самом деле – роли Троцкого в Красной армии. Вместо уже утвержденной «Вождь Красной армии тов. Троцкий» начальник Политуправления РВС старый большевик (член партии с 1903 года) Андрей Сергеевич Бубнов предложил тему – «Вождь Красной армии – президиум РВС СССР». На совещании начальников военных политорганов замена темы была поддержана, и поступившую к нему резолюцию совещания Фрунзе отправил Сталину, после чего между ними состоялся красноречивый обмен мнениями.

Вожди, «вождизм» и формирование новой элиты были актуальным вопросом того времени. Для Ленина главной элитой была организация профессиональных революционеров. «Когда после захвата власти профессиональные революционеры превратились в профессиональных правителей, партия расширилась, – писал в книге «Номенклатура» Михаил Восленский, советский историк и социолог и философ, составлявший прогнозы для политбюро ЦК КПСС и однажды не вернувшийся на родину, – но осталась вспомогательной элитой, обеспечивающей на фронтах Гражданской войны и в тылу выполнение приказов рождавшегося «нового класса». Сохранилась и функция пополнения рядов «управляющих»; эта функция была использована Сталиным при создании номенклатуры».

Рост партийного и государственного аппарата после победы Октября был неизбежен, обусловленный проводимыми преобразованиями в стране. «Изобретатель номенклатуры в ее ныне существующем виде Сталин формализовал этот порядок, превратив его из импровизированного действия подпольной организации в бюрократическую рутину правящего аппарата. На смену устному поручительству товарищей, принимавших в свою среду человека, с которым им предстояло делить тяготы и опасности нелегальной работы, появились пухлые номенклатурные дела, заполненные анкетами, автобиографиями, характеристиками с подписями треугольника и справками…» А ленинская гвардия, состоявшая из немолодых людей, прошедших тюрьмы, ссылки и эмиграцию, столкнулась с волной карьеристов, увидавших возможность выйти в люди, поскольку новая власть – несмотря на заявленные лозунги – формировала структуру управления, пирамиду управленческих возможностей и получаемых благ.

Существует неприглаженное мнение о том, как проходило выдвижение военачальника Фрунзе в годы Гражданской войны. Публицист Валерий Евгеньевич Шамбаров в книге «Белогвардейщина» излагает следующую точку зрения, сравнивая Фрунзе с Тамерланом: «Среди полководцев Гражданской войны можно четко выделить несколько категорий. Были командиры «старой школы», вроде Деникина и Самойло, были командиры «нового поколения», вроде Тухачевского и Каппеля, были народные вожаки, как Чапаев или Шкуро, были авантюристы наподобие Муравьева и Вермонта-Авалова… Были случайные бездарности и просто бандиты. Но одна фигура уникальна – это Фрунзе. Личность, не поддающаяся никакой классификации. Руководитель боевиков-террористов Иваново-Вознесенска в 1905 г., председатель Минского совдепа в 17-м. Из Иваново-Вознесенска со своими отрядами то и дело мчался в Москву, в ноябре 17-го – бить юнкеров, в июле 18-го – левых эсеров. После подавления Ярославского восстания стал военкомом Ярославского округа, а в январе 19-го направлен на Восточный фронт подавлять Уральское казачество.

Современники характеризуют Фрунзе как трезвого, холодного, расчетливого и весьма честолюбивого диктатора. Сам же он, уроженец Киргизии, любил называть себя человеком восточным, а своим кумиром считал Тамерлана, одного из величайших полководцев Средневековья. И одного из самых жестоких властителей. Что-то тамерлановское было и в самом Фрунзе. Полководцем он был, конечно, гениальным – от природы. Обладал редчайшей интуицией, умел выискивать неординарные решения, порой делал ставку на очень рискованные стечения обстоятельств и всегда угадывал. В его действиях мы сможем найти примеры удивительного для большевиков гуманизма, идущего вразрез со всеми установками партии. А можем найти и примеры исключительной жестокости. Можем найти рыцарское благородство, а можем – черное коварство. Смотря что в данный момент было выгодно для достижения победы, остальное для него не играло роли. История любит повторения. Возможно, в лице Фрунзе она готовила для русской революции своего Бонапарта. Вот только в революционной Франции не было такой штучки, как партийная дисциплина, способная заставить Бонапарта лечь на операционный стол и дать себя зарезать».