Свет - Рейвен Кеннеди

и теперь горячая жидкость доходит до самых икр.

– Великие боги, – выдыхаю я, наслаждаясь ощущениями. – Как приятно.

– Так и знал, что тебе понравится.

Я опираюсь на руки.

– Это восполняет тот смрад.

Слейд посмеивается, и от этого звука мои пальчики поджимаются в воде. Я постепенно расслабляюсь, тихонько теребя край рубашки, который закрывает верхнюю часть бедер. Ткань уже намокла и липнет к груди, как и густой пар – к коже.

– Ты уверен, что пар не сделает хуже? – боязливо спрашиваю я, когда спина начинает немного чесаться.

– Ходжат сказал, что недолго можно тут посидеть, – кивает Слейд.

Вздохнув, я наслаждаюсь ощущением бурлящей воды под ноющими ногами и обвожу взглядом тело Слейда.

– Твои линии… обычно они простираются по всему телу.

Он смотрит на свою грудь, словно желая увидеть то, что вижу я.

– После того, как я изгоняю магию, они не так сильно выражены.

Сейчас эти магические линии напоминают черные травинки, легонько колышущиеся на ветру.

– Тебе часто приходится это делать?

– Я научился сдерживать силу на долгий период.

Я хмурюсь.

– Наверное, это очень больно.

– Да, – признает Слейд. – Но я давным-давно научился себя контролировать, и отчасти это связано с тем, что я знаю, когда нужно сдерживаться… а когда давать себе волю.

Он сверлит меня взглядом, и я понимаю: Слейд пытается завязать со мной разговор на эту тему, обсудить меня. Но я этого не хочу.

Еще нет.

– Слейд.

– Нам нужно это обсудить, – непоколебимо говорит он.

Воспоминания о той ночи в Рэнхолде начинают кружить вокруг меня, как надоедливый пар. Невозможно описать, какую силу я тогда чувствовала. Казалось, во мне зародилось нечто темное, и оно множилось, росло. Ощущение, что внезапно магия может стать такой неудержимой и чуждой, могло пугать само по себе, но это была не просто магия. Это была я. Я потеряла контроль.

В точности как тогда, в Карните.

Я поклялась, что буду сдерживать свою силу, но опять дала осечку. Казалось, будто мне снова пятнадцать, а из моих дрожащих пальцев проистекает неизведанная магическая сила, и я знать не знаю, как с ней управиться.

– Так вот для чего все это? – спрашиваю я, чуть повысив голос и впившись в Слейда взглядом. – Ты привел меня сюда только для того, чтобы принудить к разговору?

В плечах Слейда появляется напряжение, и он медленно опускает руки в воду.

– Я бы никогда не стал тебя к чему-то принуждать, – говорит он мрачным голосом, который будто доносится из глубин леса. – И уж ты-то должна это понимать.

– Но это не совсем так, правда? – говорю я. Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю себя остановить. – Не помню, чтобы я просила тебя травить меня гнилью.

Между нами витает что-то напряженное и безжалостное. В моих висках раздается стук, и я сдерживаюсь, чтобы не прижать руку к груди в попытке от всего огородиться. Я словно боюсь, что гниль пробудится во мне только потому, что я заговорила о ней.

Слейд слегка наклоняется вперед, пока пар клубится между нами извилистыми тенями.

Я жалею о своих словах. Жалею, что не могу запихнуть их себе в глотку и проглотить. Потому что я не виню Слейда, не держу на него зла. Напротив, я ему благодарна, и не понимаю, зачем я вообще это сказала. Разве что я выплеснула на него гнев, чтобы мне не пришлось разбираться со всем одной.

– Ты права, – говорит он, и, несмотря на жару, по моей спине пробегает холодок. – Но запомни кое-что раз и навсегда, Золотая пташка. Когда вновь предстанет выбор между твоей жизнью и смертью, я всегда приду на помощь. Я сделаю все ради твоей безопасности.

Я резко вдыхаю, и мой вдох цепляется за ребра, вихрем налетев на них.

– Меня убивает, что пришлось использовать против тебя свою силу, но не путай мою вину с сожалением, потому что тут ты глубоко заблуждаешься. Я бы не моргнув глазом снова это сделал.

Слейд смотрит на меня пронзительным взглядом, а его слова ошеломляют. Я опускаю взгляд, чувствуя, что вина во мне бурлит столь же сильно, как кипяток.

– Мне очень жаль. Не знаю, почему я так сказала, – признаюсь я. – Я вовсе не сержусь на тебя. На твоем месте я бы поступила точно так же. Я благодарна за то, что ты сумел меня остановить. Если бы ты не вмешался, я бы здесь сейчас не находилась. Я навеки у тебя в долгу.

Слейд ничего не сказал. И я даже начала беспокоиться, что расстроила его, пока он внезапно не приподнял мою ногу и не начал массировать ее своими сильными пальцами. От такой неожиданности я вздрогнула, ибо не успела понять, как и когда он ко мне приблизился.

Мы встречаемся взглядами, пока он двигает руками по моей ноге и нажимает на все болезненные точки.

– Ты никому ничем не обязана, Золотая пташка, и меньше всего мне, – шепчет Слейд, продолжая снимать напряжение и боль, будто в его прикосновениях заключена настоящая магия. – Ты бесценна. Ты стоишь дороже всего золота в мире. И мир обязан тебе гораздо большим, чем то, что тебе было дано.

Кажется, на щеку мне падает слеза, но я делаю вид, будто это капля от пара.

Потом мы со Слейдом молчим. Он массирует мне ноги до тех пор, пока я с трудом сдерживаю стоны и пока в стопах не проходит болезненное, тянущее ощущение. Потом Слейд кладет умелые руки на мои икры, разминая уверенными движениями суставы и растирая чувствительные мускулы. Потому что так он всегда и поступает. Слейд находит мои болевые точки и помогает мне унять эту боль.

Даже когда я не хочу.

Глава 24

Слейд

Буря наконец-то отступила.

Небо покрыто черно-синими облаками, цепляющимися за горизонт, а ночь постепенно уступает место рассвету.

Ветер тоже перестал задувать, и от снежной бури, длящейся последние несколько дней, осталось лишь то, что она сбросила на землю. Дроллард до самых границ усыпан шестью футами снега, но трудолюбивые селяне расчистили дорожки и участки перед домами, а благодаря пологим горным склонам снег в павильоне не скопился. Теперь Дроллард кажется еще более защищенным от внешнего мира.

Я иду по деревне, засунув руки в карманы, и не поскальзываюсь на обледенелых дорожках лишь потому, что по ним рассыпали крупинки соли и песка.

Я прохожу мимо домов с покатыми крышами; еще не рассвело, и вокруг стоит тишина. Из труб вырывается дым и, поднимаясь к горному