Манипуляция сознанием. Век XXI - Сергей Кара-Мурза

Биограф Геббельса пишет: «Геббельс гипнотизировал мир. В Париже и Лондоне людям уже явственно слышались разрывы бомб, и государственные деятели готовы были пойти на что угодно, лишь бы предотвратить катастрофу. В результате всех охватил страх перед войной, из-за чего на свет появился Мюнхенский пакт, предавший Чехословакию. Подписание пакта было в значительной мере ускорено усилиями геббельсовской пропаганды».

Страх как чувство, связанное с инстинктами (то есть биологически присущее человеку), проявляется, тем не менее, по-разному в разных культурах. Например, совершенно различны «профили страхов» японцев и жителей Запада. Японцы не боятся божьей кары, загробных мучений, у них нет понятий смертного греха – основных источников страха в «культуре вины» Запада. Зато японцы испытывают сильные страхи перед «чужим», особенно если они роняют перед ним свое достоинство и заставляют стыдиться за тебя твой коллектив. Говорят: Япония – это «культура стыда». Страх позора так силен, что в Японии часты самоубийства молодых людей из-за неудач на вступительных экзаменах в университеты[27].

Все доктрины манипуляции сознанием разрабатывались применительно к западной культуре и к «западному» страху (примененные сегодня к России, они дают иногда совершенно неожиданные результаты). Поэтому нам надо вспомнить историю этого явления, во многом нам незнакомого, – страх западного человека.

Насколько западная «культура страха» необычна для нас, видно даже сегодня. Сейчас, когда мы интенсивно познаем Запад, нам открывается картина существования поистине несчастного – такие демоны и привидения мучают душу западного обывателя. Не случайно тема страха с таким успехом обыгрывается в искусстве. Спрос на «фильмы ужасов» на Западе феноменален, и фильмы А. Хичкока выражают глубинное качество культуры.

Можно сказать, что современный Запад возник, идя от волны к волне массового религиозного (еще говорят «экзистенциального» – связанного с Бытием) страха, который охватывал одновременно миллионы людей в Западной Европе. Подобные явления не отмечены в культуре восточного христианства (например, в русских летописях).

Первое описанное в литературе явление массового страха – охватившее население Западной Европы убеждение в скором приходе антихриста и наступлении Страшного суда на исходе первого тысячелетия. Впечатляет рассказ о том, как папа Сильвестр и император Отгон III встретили новый 1000-й год в Риме в ожидании конца света. В полночь конец света не наступил, и всеобщий ужас сменился бурным ликованием. Но волна коллективного страха вновь захлестнула Европу – все решили, что кара Господня состоится в 1033 г., через тысячу лет после распятия Христа.

Тема Страшного суда преобладала в мистических учениях XI–XII веков. В более раннем Средневековье такого страха смерти не было, поскольку в массовом сознании еще были живы языческие представления о загробной жизни, в которых не предусматривалось страшных наказаний за неправедную жизнь.

Религиозный ужас был настолько сильным и разрушительным, что западная церковь была вынуждена пересмотреть догматы. Ее богословы после долгих дискуссий выработали компенсирующее страх представление о «третьем загробном мире» – чистилище. Его существование было официально утверждено в 1254 г. папой Иннокентием IV. Показательно, что у православной церкви не было никакой необходимости принимать это богословское нововведение.

Другим средством ослабить религиозный страх было установление количественной меры греха и искупления посредством ведения баланса между проступками и числом оплаченных месс, стоимостью подарков церкви и величиной пожертвований монастырям (уже затем был создан прейскурант индульгенций). На этом пути, однако, католическая церковь заронила семя рационализма и Реформации.

Передышка была недолгой, и в XIV веке Европу охватила новая волна коллективного страха. Причин для него было много (страшная Столетняя война, массовое обеднение людей), но главная причина – эпидемия чумы 1348–1350 гг., от которой полностью вымирали целые провинции. Тяжелые эпидемии следовали одна за другой вплоть до XVII века. И именно в связи с чумой выявилась особенность коллективного страха: со временем он не забывался, а чудовищно преображался. При первых признаках новой эпидемии образ предыдущей оживал в массовом сознании в фантастическом и преувеличенном виде.

В XV веке «западный страх» достигает своего апогея. Это видно уже по тому, что в изобразительном искусстве центральное место занимают смерть и дьявол. Представление о них становится особым продуктом ума и чувства, продуктом культуры. Историк и культуролог Й. Хейзинга в своем известном труде «Осень средневековья» пишет об этом продукте: «Содрогание, рождающееся в сферах сознания, напуганного жуткими призраками, вызывавшими внезапные приступы липкого, леденящего страха». В язык входят связанные со смертью слова, для которых даже нет адекватных аналогов в русском языке.

Таково, например, впервые появившееся в литературном французском языке в 1376 г. важное слово «macabre» (многие исследователи пытались выяснить происхождение слова, есть целый ряд несводимых гипотез). Оно вошло во все европейские языки и в словарях переводится на русский язык как погребальный, мрачный, жуткий и т. п. Но эти слова не передают действительного смысла слова macabre, он гораздо значительнее и страшнее. В искусстве Запада создано бесчисленное множество картин, миниатюр и гравюр под названием «La danse macabre» – «Пляска смерти». Это – целый жанр (главное в нем то, что «пляшет» не Смерть и не мертвец, а «мертвое Я» – неразрывно связанный с живым человеком его мертвый двойник). Пляска смерти стала разыгрываться актерами.

В историю вошло описание представления Пляски смерти в 1449 г. во дворце герцога Бургундского. Хейзинга комментирует: «Если бы представили себе внешний облик такого спектакля: краски, движения, скольжение света и тени по фигурам танцующих – мы ощутили бы гораздо лучше истовость страха, вызывавшегося Пляской смерти в душах людей того времени».

Воздействие темы смерти и страданий на сознание людей в XV веке качественно изменилось благодаря книгопечатанию и гравюрам. Печатный станок сделал гравюру доступной буквально всем жителям Европы, и изображение Пляски смерти пришло практически в каждый дом. Граверы же делали и копии картин знаменитых художников. Более всего копий делалось с картин Иеронима Босха (1460–1516). Эти картины – концентрированное и гениальное выражение страха перед смертью и адскими муками. Говорят, что Босх создал художественную энциклопедию зла всех видов и форм. Насколько велик был спрос на копии с Босха, говорит такая маленькая хитрость: свои первые гравюры великий художник П. Брейгель-старший подписывал не своим именем, а выдавал за гравюры с картины Босха.

На этом фоне и произошла Реформация – разрыв «протестантов» с Римской католической церковью («вавилонской блудницей»). Психолог Э. Фромм поясняет: «Самое значительное и длительное воздействие на развитие в Европе и во всем мире оказала все же Реформация… Материнская любовь церкви и Богородицы не простиралась больше на человека. Он предстал одиноким перед серьезным и строгим Богом, чьей милости мог добиться только благодаря абсолютной покорности».