Трамвай в саду - Наталья Александрова

Через сорок минут он подошел к воротам ботанического сада.

Возле ворот никого не было. Леня взглянул на часы… и в ту же секунду рядом с ним возникла поджарая фигура в светлом костюме. Ким Рихардович словно возник из дрожащего воздуха, наполненного ароматами цветов и листьев, ломящимися через кованую решетку сада.

– Как это вы так внезапно появляетесь! – проговорил Маркиз с невольным восхищением.

– Многолетняя привычка, – ответил старик, пожав плечами. – Очень, кстати, полезная привычка. Вы где машину оставили?

– Вон там, на набережной Карповки.

– Хорошо, отсюда мы с вами пойдем пешком! – Ким Рихардович повернулся, вошел в сад и быстро пошел по широкой дорожке между двумя рядами анютиных глазок.

Леня едва поспевал за стариком, то и дело с удивлением поглядывая на его спортивную, подтянутую фигуру и думая – неужели ему в самом деле далеко за восемьдесят?

Китаист свернул с главной дороги на узкую тропинку, которая привела их к одной из оранжерей. Здесь Ким Рихардович огляделся и, открыв неприметную дверцу, вошел внутрь оранжереи.

– Вы что, живете в оранжерее? – удивленно осведомился Маркиз.

– Нет, но здесь проходит самая короткая дорога к моему дому, – ответил ему спутник. – Самая короткая и, надеюсь, самая безопасная.

Леня последовал за ним и оказался в душном и влажном тропическом лесу. Лоб сразу покрылся испариной, голова закружилась от пряных сладковатых запахов.

Старик уверенно шел вперед, раздвигая перед собой лианы и ветки тропических растений. Пройдя так метров сто, он остановился перед приземистым деревом, ронявшим до самой земли водопад густых листьев. Ким Рихардович раздвинул листья и придержал их, пропуская Леню в зеленый шатер. Леня последовал туда с растущим удивлением. Старик проскользнул следом, опустил лиственную портьеру и показал на скрытую за листвой дверь.

Он открыл эту дверь и наконец вывел Леню из оранжереи. Они оказались перед решеткой сада. Ким Рихардович снова огляделся и нажал на один из металлических прутьев. Часть решетки отодвинулась в сторону, за ней оказался старый петербургский двор.

– Ну вот, мы почти и пришли! – проговорил китаист, направляясь к ближайшему подъезду.

– И что, к вам нельзя попасть иначе, чем через оранжерею? – удивленно осведомился Леня.

– Отчего же? Конечно, можно! Но знаете ли, многолетняя привычка… так я точно знаю, что не привел за собой хвоста.

Он вошел в подъезд, пропустив вперед Леню, поднялся на четвертый этаж. Маркиз уже решил, что их путешествие подошло к концу, но это было не так.

Ким Рихардович подошел не к двери, а к окну, выходившему во двор-колодец, осторожно открыл створку и легко поднялся на подоконник. Повернувшись к Лене, он приказал:

– Делайте, как я! – и тут же исчез.

Леня растерянно уставился на него. Ему показалось, что старик просто выпрыгнул из окна и разбился о булыжники мостовой. Но вдруг откуда-то снизу до него донесся знакомый голос:

– Ну что же вы, Леонид?

Маркиз поднялся на подоконник и взглянул вниз.

Внизу, в полутора метрах от окна, проходила каменная галерея. На этой-то галерее и стоял Ким Рихардович, запрокинув голову, и нетерпеливо смотрел на Леню.

– Ну что же вы? Я же сказал – делайте, как я!

Леня вздохнул и спрыгнул, мягко спружинив ногами. Китаист прошел несколько шагов по галерее и открыл другое окно. Через это окно они с Леней проникли внутрь и оказались на другой лестничной площадке, в другом подъезде.

– Предупреждая ваш вопрос, скажу, – проговорил старик, доставая ключи. – Конечно, сюда можно попасть гораздо проще, но мне больше нравится так. Многолетняя привычка, знаете ли. Я, может быть, немного перестраховываюсь, но зато чувствую себя в безопасности!

Он открыл невзрачную, обитую дерматином дверь. За ней оказалась еще одна – стальная, с несколькими надежными замками, которые Леня оценил как профессионал. Прежде чем открыть эту дверь, Ким Рихардович поднял руку к притолоке и провел по ней пальцем. Найдя там незаметный волосок, он улыбнулся:

– Опять-таки привычка. Волосок на месте, значит, здесь без меня никто не побывал!

Наконец все замки были открыты, и Леня оказался в квартире китаиста.

– Мой дом – моя крепость! – удовлетворенно проговорил старик, снова запирая за собой двери. – Теперь мы можем спокойно заняться делом. Вы что предпочитаете – чай или кофе?

– Ну, раз уж вы любите все китайское, чай у вас должен быть замечательный!

– Вы правы, я люблю хорошие сорта чая! Особенно чаи вида Пу Эр…

Через несколько минут Леня отпивал из тонкой фарфоровой чашки удивительный ароматный напиток. Китаист сидел напротив него с такой же чашкой. Сделав несколько глотков, Ким Рихардович проговорил:

– Итак, я считаю, что текст, который вы мне показали, – не просто стихотворение, а тайное послание. Причем у меня есть предположение о том, кто может быть его автором. Но прежде чем я выскажу это предположение, хочу спросить вас – не было ли вместе с этим листком еще каких-то материалов?

– Только вот эта фотография. – И Леня положил на стол перед китаистом Лолин трофей. – Не знаю, поможет ли вам это…

– Что же вы мне сразу ее не показали! – воскликнул Ким Рихардович, склонившись над снимком. – Вот ведь он! Именно о нем я и подумал, когда проанализировал стилистические особенности того стихотворения!

Леня проследил за взглядом китаиста. Тот внимательно смотрел на пожилого китайца, рядом с которым стоял молодой Антон Иванович Штемпель.

– Вы знаете этого человека? – удивленно спросил Маркиз.

– Да, пару раз мне довелось с ним встречаться! – ответил Ким Рихардович, и взгляд его затуманился от воспоминаний. – Но гораздо больше мне пришлось о нем слышать и читать. Это личность легендарная, Ли Юаньхун, придворный последнего императора Пу И, впоследствии – министр в правительстве государства Маньчжоу-Го. Большой знаток истории буддизма, вообще человек разносторонне образованный. Только языков он знал больше пятнадцати – и основные европейские, и несколько восточных. Когда японская армия капитулировала, Ли Юаньхун был арестован, отсидел больше двадцати лет, вышел на свободу и еще какое-то время работал переводчиком и консультантом.

– Сколько же лет ему на этой фотографии? – удивленно проговорил Маркиз.

– Затрудняюсь вам точно ответить. Знаете, некоторые китайцы в определенном возрасте словно консервируются, кажется, что годы над ними не властны…

– И не только китайцы! – пробормотал Леня вполголоса, взглянув на своего собеседника. – Так что, вы думаете, что именно этот господин написал стихотворение про зимние хризантемы?

– Да, у меня и до этого были такие подозрения, а теперь, когда вы показали мне фотографию, эти предположения превратились в уверенность! Наверняка именно Ли Юаньхун написал это стихотворение, вернее – это послание, в котором что-то зашифровано…