Маг и его кошка - Алина Лис

Обед в очередном трактире, неизвестно каком по счету в череде постоялых дворов. Мы проезжаем сквозь деревенскую ярмарку. Он покупает маленькую глиняную грелку с узким горлышком и протягивает мне:

— Грейтесь, сеньорита.

Беру ее. Глина слегка шершавая, удобно лежит в руках. От нее расходится приятное тепло, ласкает озябшие пальцы. Разжимаю руки. Грелка падает на землю и разбивается. От пролившейся горячей воды поднимается пар:

— Ой, — говорю. — Надо же, какая досада.

Он хмурится:

— Видно, вам нравится мерзнуть, леди кошка.

Сгущаются сумерки. Мы останавливаемся на ночь в гостинице. Ужин. Его болтовня, мое молчание.

Он придирчиво проверяет чистоту простыней, щелчком пальцев заставляет сдохнуть клопов в перинах и требует у трактирщика постелить свежее, только что выстиранное белье. Тот повинуется.

Это повторяется из раза в раз. Мой враг любит комфорт. Он всегда требует себе лучшего: комнат, еды, овса для лошадей. И всегда получает желаемое.

Я не знаю, зачем нужна этому человеку. Мы спим рядом уже месяц, но с того, первого, раза он не делал попыток овладеть мною. Должно быть, он бережет меня для какого-то невероятного, невозможного унижения и издевательства.

Мне снова приходится ложиться в одну кровать с тем, кого я так ненавижу. Отползаю к самому краю. Холодно. Одеяло пахнет сыростью и мокрой шерстью. Можно пожаловаться тому, кто спит рядом, он велит принести грелку, но я стараюсь не заговаривать с ним первой.

Я лежу в постели, слушаю сонное дыхание своего врага и думаю, что стоило быть настойчивей в попытках добыть кинжал, пока мою шею еще не стягивал ошейник. Сейчас не в моей власти причинить ему вред, как бы ни мечтала я вонзить нож ему в сердце и стереть наконец выражение насмешливого превосходства с породистого красивого лица. Но я знаю — у такого, как он, должно быть много недругов. Я найду их и предложу свою помощь. Я буду лазутчиком, шпионом, соглядатаем. Я узнаю пределы своей свободы, я отомщу так, как будет позволено заклятьем. И когда он будет умирать, когда я загляну в его глаза, возможно, тогда ненависть покинет меня, чтобы оставить лишь тоску и чувство утраты.

Франческа

Город кутается в обрывки тумана, как нищенка в ветхий плащ. Издали он выглядит унылым и серым. Низкое небо хмурится, угрожая пролиться дождем. Тяжело влечет темные воды Темес — слишком широкий и непокорный, чтобы позволить заковать себя в камень дамб, набережных и мостов.

Рондомион — столица Дал Риады. Полуостров Альба.

Север.

Мне не нравится здесь. Серые дома, серые улицы. Я всегда ненавидела зиму и холод, но Разенна и зимой остается прекрасной. Здесь же все бледное, словно злой волшебник украл у мира вокруг иные краски, кроме серой.

— Какой отвратительный город. Мне стоило догадаться, что ты мог выползти только из такой дыры, — я говорю это, чтобы уязвить своего спутника.

Нет, я вовсе не хочу вывести Элвина из себя! Когда он приходит в ярость, когда щурит холодные глаза и улыбается — неприятно и предвкушающе, мне становится по-настоящему страшно.

Я стараюсь злить его по мелочам. Чтобы не был таким довольным.

— Вы ошибаетесь, леди. Моя родина еще севернее. Но вы правы в том, что Рондомион будет нашим домом в ближайшие годы. Так что привыкайте любить его.

Слово «годы» отдается тоской в груди, оно пахнет безнадежностью, но я гордо вскидываю голову. Мой враг слишком самоуверен, он уже забыл, как я провела его один раз. Посмотрим, чья возьмет!

— И не подумаю.

— Зря. В нем есть особая суровая прелесть, которую не разглядишь с первого взгляда.

Мы проезжаем через город. Сначала грязные окраины, потом каменная мостовая центральных улиц. Сворачиваем в проулок настолько узкий, что полы моего платья отирают стены справа и слева. Минуем районы с домами знати и зажиточных горожан, под копытами снова раскисшая грязь, а впереди черной полосой перечеркивает небо шпиль часовой башни.

За мастеровыми кварталами начинаются трущобы. Я с удивлением поглядываю на Элвина — трудно поверить, чтобы он, с его требовательностью и сибаритскими привычками, собирался жить в одной из этих ужасных хибар, крытых гнилой соломой. Вслед нам летит лай собак и с любопытством смотрят чумазые дети в обносках.

А потом жилые дома заканчиваются. Впереди изглоданные временем развалины дворца — черные провалы окон, патина времени на полуобрушенных обгорелых стенах. И одинокая башня затмевает полнеба.

Камень башни оплетен пожухлым, лишенным листвы вьюнком. Циферблат без стрелок — как символ: время превратилось в безвременье.

Здесь спокойно, и печаль разлита в воздухе эхом, флером, отзвуком пения окарины. Я пробую тишину на вкус. Она горчит.

— Нравится? — тихо спрашивает маг.

Я не отвечаю. Не хочется врать, что нет.

— Старина Честер.

— Что?

Он кивает на башню:

— Так называют ее местные жители. Символ Рондомиона. Последний свидетель эпохи правления королей Альбы на всем северо-востоке. Когда горел дворец, огонь сумели потушить раньше, чем тот перекинулся на башню.

— Зачем мы здесь?

— Хочу показать вам кое-что интересное.

— Уверена, что не хочу этого видеть.

— Франческа, вы дуетесь всю дорогу. Ну хватит, не будьте букой. Помнится, я рассказывал вам про княжества фэйри, и вы спросили, как они могут соседствовать с людьми, не привлекая внимания? Вам представится возможность самой убедиться как.

Он кладет руку на шею моей лошади.

— Смотрите, сеньорита. Вот она — Изнанка мира.

Мир вокруг моргает. И вдруг становится нереально, невозможно четким, наполняется глубокими холодными цветами. По сумрачному, напившемуся ультрамарина небу плывут клубы графитовых туч. Каждая веточка, каждая трещинка на камне делается контрастной, резкой и до невозможности реальной.

Сдержать восхищенный вздох не получается, как я ни пытаюсь, и Элвин довольно улыбается.

— Я знал, что вам понравится. И это вы еще не видели дворца княгини. Впрочем, человеческий город тоже хорош. Если будете послушной девочкой, я покажу вам его.

Я молчу, но в этот раз не для того, чтобы позлить его. Смотрю во все глаза на башню и не могу наглядеться.

Здесь она совсем другая.

Толстая одеревеневшая лоза обнимает камень подобно спруту, карабкается вверх по телу башни до циферблата. Древесная плоть врастает в камень, а камень вырастает из дерева, и уже невозможно отделить одно от другого.

— Это дерево крепче стали. А люди удивляются — почему Старина Честер не спешит рассыпаться, — маг подмигивает. — Считается, что все дело в предсмертном проклятии последнего короля Древней Альбы. Я потом расскажу легенду. Вы же любите страшилки.