Лоскутный мандарин - Гаетан Суси

Страдающий потерей памяти юноша рассмеялся.

— Знаешь, ты мне тоже. Даже не пойму почему — я тебя совсем не знаю, но ты мне с самого начала понравился. Взгляду тебя какой-то удивительный.

— Спасибо.

Ксавье смахнул со стоявшего рядом пня пыль и взял друга за плечи, чтобы усадить его. Вынул из кармана салат и дал Джеффу самый сочный лист.

— Только не торопись, не ешь его быстро. Нет ничего лучше для здоровья, чем салат, овощи надо есть, размышляя, созерца тельно. Если будешь пережевывать салат без спешки, все полез ные для памяти вещи, которые есть в нем, перейдут в твое тело и помогут тебе лучше все запоминать.

Джефф покорно кивнул головой.

И Ксавье стал рассказывать ему о своих мытарствах подручного, который ищет свою бригаду разрушителей, о Лазаре — жертве сосисок, рассказал о темных махинациях Гильдии, обрекающей дома на снос, потом об опасности, которую несут цирковые артисты, устроенные как машины для вранья, о своей подруге Пегги, убитой пламенем, и в заключение — о своей лягушке, подробно остановившись на некоторых деталях. Но человеку, который за одну минуту два раза теряет память, было очень трудно уследить за ходом повествования — Ксавье это понял по тому беспокойству, которое отражалось на лице его нового друга. Поэтому он решил сменить тему и переключиться на что-нибудь более простое, стал, например, спрашивать Джеффа, как называются цветы, которые он держал в руках, или птицы, деревья, овощи. Потом они некоторое время молчали, Джефф любовался плывущими в небе облаками.

— Ты похож на человека, которому нравятся облака.

— Да, я люблю смотреть, как они проплывают по небу. На облака, которые приходят нас проведать, а потом снова уплывают вдаль.

— Я тоже, — сказал Ксавье.

В доме вдруг как-то сразу все проснулись. Стали открываться ставни. Закипали чайники, разносился запах яичницы, слышались голоса медсестер; в окнах мелькали головы удивленных мужчин, одетых в полосатые пижамы, они выглядывали в сад с таким видом, будто никто из них не знал, как они там очутились.

Джефф как зачарованный пошел на запах яичницы. Ему кивнула сиделка, распахнувшая штору, закрывавшую окно на первом этаже, и помахала ему рукой, как старому знакомому. Ксавье собрался уже было последовать за своим новым другом, но кто-то, стоявший сзади, спросил его:

— Ты ищешь Кальяри? Зачем он тебе нужен?

Ксавье обернулся и увидел человека, прислонившегося к стволу дерева, росшего около тропинки.

— Ох, наконец-то! — воскликнул Ксавье. — Вы не знаете, он здесь, Кальяри?

Человек был одет в застегнутую на пуговицы долгополую хламиду, спускавшуюся ему чуть ли не до пят. Из-под нее выглядывали полосатые штаны пижамы. Он был бледен, под глазами залегли темные круги, а сами глаза светились болезненной горечью тех, кому ведомы такие страшные вещи, что им никто не верит.

— Здесь ли Кальяри? Да здесь все принадлежит Кальяри, вся эта улица до самого холма. Здесь все его, и люди здесь тоже ему принадлежат. Джефф, ты, я. Если ты ступил на эту территорию, значит, ты принадлежишь Кальяри.

— Но я пришел сюда не для того, чтобы ему принадлежать, а для того, чтобы с ним встретиться.

И Ксавье подробно рассказал бледнолицему человеку о своей лягушке, о крахе своем в «Гренаде», об авансе и в заключение о конверте с письмом, в котором было сказано явиться к Кальяри. Все это время человек так и простоял, прислонившись к дереву, в постоянном напряжении, с затравленным взглядом.

— Беги отсюда, мой мальчик. Беги отсюда прочь, если не хочешь, чтобы с тобой случилось что-то похожее на то, что произошло с Джеффом. Ты себе даже представить не можешь, что ему довелось пережить. Его заставляли, — он понизил голос до шепота, — его заставляли выступать перед публикой! В кабаке, где из-под полы торгуют спиртным, перед всякой пьяной мразью.

Их подбивали задавать ему всякие вопросы. Они заставляли его рассказывать им свою историю. Джефф хотел оттуда сбежать, но его приковали к сцене, его волнения, унижения и страхи дошли, того, что после каждого представления, которое ему приходилс давать, он выл как умалишенный. Да, люди известной категорий называют этот кабак «Мажестик», и владеет им Кальяри!

— И не кто иной, как господин Кальяри, узнав о том, что с иным инвалидом так жестоко обращаются, сделал все необходимое чтобы молодого человека доставили сюда, в это частное учрежденние за счет самого господина Кальяри.

Это сказал доктор (потому что на шее у него висел стетоскоп) который тихо подошел к ним сзади, почему Ксавье его и не заметил. Человек в хламиде бросил в сторону врача ненавидящий взгляд и исчез в кустах с проворностью бывалого заговорщика. Доктор представился Ксавье и объяснил ему, что лечит здесь людей, у которых проблемы с головой.

Ксавье, у которого душа ушла в пятки от рассказа человека в хламиде, спросил врача, не сможет ли тот ему, в конце концов, помочь выяснить, живет здесь господин Кальяри или не живет? Врач сказа ему, что здесь господин Кальяри не живет, он живет рядом, в соседнем доме, и это иногда приводит к путанице, потому что клиника расположена в доме номер 77, а Кальяри живет в доме 77 а.

— Да, вот именно, путаница, иногда можно подумать, что в этом мире ничего не существует, кроме путаницы, — заметил на это Ксавье вполне в философском духе.

И, как будто испугавшись чего-то, осекся, опустил глаза и стал разглядывать собственные кроссовки.

— Значит, ты познакомился с Джеффом?

— Да, он мой друг, — кивнул Ксавье. — У меня друзей немного.

— К сожалению, он уже забыл о твоем существовании.

Ксавье сказал, что он так и думал.

— Скажи мне, пожалуйста, мой мальчик, что привело тебя сюда к Кальяри? Ты участвуешь в представлении в мюзик-холле как исполнитель?

— Нет, это не я, я, вообще-то, ни в чем не участвую, у меня и на тень таланта даже намека нет, что вы, нет, конечно, я бы в жизни об этом никогда не подумал. Но вот лягушка моя — да. Она поет, танцует и все такое.

— Лягушка, значит.

— Да, хотя точнее будет сказать — нет. То есть, я хочу сказать, что она отказывается петь, плясать и все такое. Именно в связи с этим господин Кальяри и хочет с нами встретиться.

— Понятно.

Доктор внимательно рассматривал парнишку с чисто профессиональным интересом.

— И где же эта твоя лягушка? В этом ящике, что ли, который ты держишь?

Ксавье раскрыл ларец. Лягушка сидела там, скукожившись, взгляд ее был полон печали. Он мягко погладил ей лапки, чуть приподнял их пальцами — никакой реакции.

— Вы видите? Она всегда такая, когда я кому-нибудь ее показываю. Боязнь сцены, наверное, кто знает?

— А тебе не кажется, что, наоборот, она выглядит как все совершенно нормальные лягушки?

Подручный пожал плечами — к чему попусту тратить время на объяснения? Вдруг ему очень захотелось выглядеть жалостно, хотя бы немного, потому что глаза доктора светились таким откровенным участием, но Ксавье вовремя одумался. Засунул оставшийся салат в карман и собрался уходить.