Прощение славянки - Фридрих Незнанский

– Его вел Санай, он у него сидел на хвосте от самого дома. А мне по рации передавал его маршрут.

– Кто дал команду убить Портнякова?

– Дима Большой. А ему кто – меня не колышет. Мое дело маленькое.

– Да, такое маленькое, что на десять лет точно потянет. В последнюю ходку сколько отбарабанил?

– Семь лет, от звонка до звонка.

Турецкий и Грязнов вышли.

– Галя как раз вчера читала дело о гибели Портнякова, – сказал Грязнов. – Против него ведь тоже было возбуждено уголовное дело. За «превышение должностных полномочий». Сначала я думал, что слухи о его художествах преувеличены. Но факты подтвердились, он действительно построил на бюджетные деньги семьдесят два коттеджа на берегу Черного моря и продал их. А денежки себе. Кстати, львиную долю денег он успел перевести в швейцарский банк. И собирался в ближайшее время ими там воспользоваться.

– Откуда известно?

– У него в загранпаспорте уже стояла швейцарская виза.

– Он что, собирался там остаться?

– Вряд ли. Виза на две недели. А по окончании действия визы его при первой же проверке выдворили бы из страны. Думаю, хотел просто отдохнуть, пошиковать. Да не успел.

– Понятно.

Вот и сбылись «пророческие» слова Певцева, когда он с Сатановским говорил, что народу может не понравиться, если Портняков тоже окажется вором. Только «народом» он считал именно себя. Поскольку это он дал команду убить Портнякова. С согласия Сатановского, естественно. Дима Большой на допросе подтвердил, что указание убрать Портнякова он получил именно от Певцева.

– А остальные бандиты ведь тоже раскалываются… Наши следователи даже особых усилий не прилагают.

– Еще бы, если их главарь рот открыл, чего им играть в несознанку? Раз уж загремели, им только и светит, что срок мотать. Так что теперь стараться будут, закладывать друг друга, топить, чтобы на меньший срок попасть.

В гостиницу Грязнов и Турецкий вернулись в одиннадцатом часу. В номере Грязнова делились впечатлениями трудного дня, вспоминая особенно яркие эпизоды.

– Ты знаешь, Слава, что мне не дает покоя? – вдруг перебил сам себя Александр Борисович. – Мы с тобой до сих пор не выяснили истинное имя Зорге. Человек провел такую грандиозную работу, жизнью рисковал ради дела, а мы его называем чужим именем. Пора бы уже познакомиться по-настоящему. Утром свяжемся с ним, пускай представится.

Грязнов согласно кивнул:

– Пускай, страна должна знать своих героев. А что ты о нем знаешь вообще?

– Никаких подробностей, кроме того, что мне успел сообщить Огородников. Он с ним воевал в Чечне.

– Судя по шрамам на его лице, воевал он храбро.

– Да, он прошел огонь и воду. Служил в подразделении Майкопской бригады. Один из немногих остался в живых после новогоднего штурма Грозного. Помнишь, эта бригада почти целиком погибла в грозненской мышеловке, когда министр обороны приурочил штурм к своему дню рождения. А потом еще не раз попадал в тяжелейшие ситуации. Из последнего боя его вытащила нынешняя его жена, Теплякова. Жизнь ему спасла, на себе тащила под пулями.

– А-а, теперь она ему здесь помогала, – вспомнил знакомую фамилию Грязнов, – это же у нее в больнице Романова встречалась с Зорге?

– Ну да, настоящая боевая подруга. Бывают же женщины – первые подруги мужьям… – почему-то погрустнел Турецкий.

Грязнов не придал значения особому тону Турецкого, думая о чем-то своем.

– Кстати, – наконец подал он голос, – я когда летел в Нефтегорск, познакомился в самолете с одним американцем, он сидел рядом со мной. По-русски чешет, будто на родном. Рассказывал, что всю Россию исколесил, работает спецкором в «Тайме». О Чечне говорили…

– А, вот почему ты вдруг этого америкашку вспомнил? – понял наконец Турецкий, почему Грязнов заговорил о журналисте.

– Он в Чечне был четыре раза. Говорит, иногда думал, домой живым не вернется. По ним, журналистам, русские солдаты стреляли. Для острастки, уж очень они иностранных журналистов не любят. Сказал, есть даже такая книга – «Журналисты на чеченской войне», где собран материал о всяких инцидентах, когда журналисты и ранения получали, и гибли.

– Может, привирает? Что-то я не очень верю этим американцам.

– Приеду в Москву, не поленюсь, узнаю, есть ли такая книга, почитаю.

– Лучше бы он в своем «Тайме» писал, сколько чеченцы нашего народа положили. И сколько в рабство берут. И что с пленными делают.

– Об этом он тоже писал. А еще мы с ним говорили о численности чеченских войск. И ты знаешь, что интересно? Его данные отличаются от тех, что наши генштабисты давали. Утверждает, что у него свой, надежный источник.

– Точно врет, – убежденно перебил его Турецкий. – Вечно они знают о нас больше, чем мы сами, прямо зло берет. Лучше бы вели счет своим погибшим в Ираке.

– Насчет Ирака, – тут же подхватил Грязнов. – Этот Джон еще рассказывал о наемниках в чеченской армии. Говорит, по оценкам генштабистов, чеченцы навербовали около шести тысяч наемников – из Ирака, Турции, Таджикистана, Прибалтики, Украины. А чеченцы хоть и признают, что на их стороне воюют наемники, скромничают, говорят, что две-три тысячи человек. Видишь, какая разница? Интересно, чьи данные достовернее? Про одного иорданца рассказывал, чеченского происхождения. Его семья в Иорданию эмигрировала еще 1902 году, но он всегда ощущал Чечню своей родиной. Потом приехал в Грозный, хотел открыть свое туристическое агентство. Но попал на войну. Продемонстрировал Джону короткоствольный пистолет-пулемет, который его приятель придумал. Представляешь, стреляет без осечек двадцать пять раз подряд. Они его называют «борз», то есть волк, в честь волка на своем гербе. Дудаев себе такой один из первых взял, очень он ему нравился.

– Ты смотри, сколько этот америкашка информации нарыл. Как его еще не подстрелили наши или чеченцы? Не заметил, кому он симпатизирует больше?

– Я спрашивал, но он как-то уклончиво отвечал. Сначала, сказал, считал военные действия России справедливыми, потому что она хотела сохранить территориальную целостность. Но осуждает приемы, которыми российские власти пытаются обеспечить это единство. А потом пришел к выводу, что нарушается право нации на самоопределение. Ссылался на два главных принципа ООН, которые вошли между собой в конфликт, – принцип территориальной целостности государств и право наций на самоопределение. Дескать, права человека пали жертвой этого конфликта. А потом я на него разозлился, потому что он так снисходительно заявил мне, что Россия нуждается в помощи, надо помогать зачаткам демократии.

– Вот за это я их всех терпеть не могу – за их высокомерное к нам отношение. Ты ему хоть ответил достойно, что мы не нуждаемся в их помощи?

– Я ему сказал, что они тоже нарушают права человека: и когда бомбили Югославию, и теперь, когда вторглись в Ирак. И что, получается, это можно? Я ему сказал, что чеченский вопрос – это внутреннее дело России.