Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется - Александр Витковский

Вскоре состоялось первое судебное заседание, на котором решались процедурные вопросы. Абелю отказали в возможности освобождения под залог (иного и быть не могло) и предоставили право в течение недели найти защитника.

Вскоре все юридические формальности были завершены и начались слушания по делу № 45094 «США против Абеля». В результате подсудимого приговорили к 30 годам тюремного заключения. На момент вынесения приговора ему было 54 года, так что на свободу он мог выйти в возрасте 84-х лет, что в условиях американских тюрем и с учетом состояния здоровья разведчика было в принципе невозможно.

— Вадим Алексеевич, что было наиболее важным для арестованного разведчика-нелегала, только что пережившего провал?

— Прежде всего, он опасался, что с помощью радиста Хэйханена спецслужбы США могут начать оперативную игру от его имени с целью выявления членов нелегальной резидентуры, а также дезинформации Центра. Поэтому он должен был найти способ передать информацию о своем аресте и дать понять, что не пошел на оперативный контакт с американцами и не выдал никого из своей резидентуры.

— Как же это можно сделать в условиях тюрьмы, когда связи с внешним миром не только существенно ограничены, а их попросту нет? К тому же постоянные допросы, психологическое давление, попытки перевербовки и реальная угроза смерти на электрическом стуле?

— Вильям Генрихович избрал единственно возможную в сложившейся ситуации тактику и стратегию. Он категорически отказывался от обвинений в разведывательной деятельности. Хотя у американцев было несколько вещественных доказательств, полученных в ходе ареста, плюс показания предателя Вика. Но они не знали даже настоящего имени Фишера и могли лишь догадываться о той колоссальной разведывательной деятельности, которую он вел на территории США в пользу СССР. Поэтому Марк придумал и довел до следователей легенду о том, что он действительно выходец из России и в числе перемещенных лиц сразу после войны попал в Германию. Там в разрушенном бомбами доме богатого бюргера он нашел деньги—50 тысяч долларов—купил себе фальшивый паспорт на имя Каютиса и по этому документу в 1948 году через Канаду въехал в США. Ну а «настоящее» его имя — Рудольф Иванович Абель. Это «признание» он сделал 25 июня и просил разрешения направить письмо в советское посольство.

— Почему Вильям Генрихович Фишер выбрал именно это имя?

— Это был его приятель по работе в разведке еще в довоенные годы и в годы войны. Он знал, что имя этого разведчика известно в Центре. Присвоив его, Фишер рассчитывал таким опосредованным образом дать понять своему московскому руководству, что не выдал сотрудникам ФБР никого и ничего — даже своего подлинного имени, а самое главное — не пошел на сотрудничество с ФБР и ЦРУ.

— Извините, но я не могу понять, каков реальный механизм выполнения этой задумки Фишера?

— Все очень просто. О том, что с Марком что-то произошло, мы поняли практически сразу, — ведь от него перестала поступать информация. Затем пришло письмо в посольство СССР в Вашингтоне «от советского гражданина Р. Абеля», которое ему позволили написать и отправить только 10 июля. А когда в американской прессе появились публикации об «аресте русского шпиона Рудольфа Абеля», мы убедились, что речь идет именно о Марке, поскольку настоящий Абель умер в Москве за два года до этих событий. Эта же логика подсказала нам, что Вильям Генрихович не пошел на сотрудничество со спецслужбами — ни с ЦРУ, ни с ФБР. Более того, мы поняли перспективный замысел Марка и в дальнейшем использовали эти сведения в работе по его освобождению из американской тюрьмы.

— Расскажите подробнее, кто такой настоящий Абель, чьи установочные данные присвоил себе в качестве псевдонима наш разведчик?

— Настоящий, как вы говорите, Рудольф Иванович Абель по национальности латыш. Он родился в Риге и был на три года старше Вильяма Генриховича Фишера. Абель—участник Гражданской войны, отличился в боях с белогвардейцами. Во второй половине двадцатых годов его призвали в органы госбезопасности молодой Советской Республики, где он служил в иностранном отделе (разведка) ОГПУ. Как и Фишер, он увлекался радиоделом и с 1927 по 1929 год работал радистом в Китае. Возможно, что именно здесь состоялась первая встреча Абеля с Фишером, который в это время был направлен в Китай в краткосрочную командировку. Затем до середины тридцатых годов Абель работал в Маньчжурии под легендой русского эмигранта первой волны. После возвращения на родину его уволили из органов госбезопасности, однако в декабре 1941 года, как и Фишера, вновь вернули в разведку как опытного радиста. Вместе с Фишером он работал в 4-м (разведывательно-диверсионном) управлении НКГБ у Павла Анатольевича Судоплатова. Занимался подготовкой наших радистов, которые в составе разведывательно-диверсионных групп направлялись за линию фронта на оккупированную территорию. Во время войны Абель и Фишер часто встречались. После окончания Великой Отечественной войны настоящий Абель в звании подполковника был уволен в запас и умер в Москве в возрасте 55 лет.

— В чем перспективный замысел выбора именно такой легенды? И как Марк понял, что в Центре правильно интерпретировали его действия?

— Наш разведчик был прекрасным аналитиком-интеллектуалом и просчитал не только свои действия на сто ходов вперед, но и ответную реакцию как Москвы, так и Вашингтона. Такая легенда позволяла официально обратиться за защитой в посольство Советского Союза или Германской Демократической Республики, поскольку благодаря такому вымыслу арестант мог претендовать на советское или восточногерманское гражданство. Как и следовало ожидать, американцы направили письмо Абеля и запрос в посольство СССР, а оттуда информация попала в Москву и на Лубянку.

— И каким же был официальный ответ?

— Таким, каким и ожидал его наш разведчик: «Рудольф Абель посольству не известен и в числе советских граждан не числится». Таков уж закон жанра. Но для Абеля это была победа. Он понял, что его сигнал все-таки дошел до московского Центра и правильно интерпретирован руководством разведки.

У арестованного советского разведчика не было возможности выбирать себе адвоката. К тому же па волне всеобщей антисоветской истерии, поднятой американской прессой, среди юристов было не много желающих защищать «коварного русского шпиона» на публичном процессе. Да и общественность страны, разогретая шпиономанией, жаждала крови и была настроена не на правовое, а на политическое решение суда. Поэтому смертный приговор ни у кого не вызывал сомнений.

Ассоциация адвокатов, которая определяла кандидатуру защитника, остановила свой выбор на совладельце адвокатской конторы, американском юристе ирландского происхождения командере (соответствует воинскому званию капитана 3-го ранга) морской разведки Джеймсе Доноване. Он был не только хорошим служителем Фемиды, но и разведчиком с большим стажем и опытом. В годы Второй мировой войны Донован работал советником руководителя Управления стратегических служб—американской разведки—предшественницы ЦРУ. А на Нюрнбергском процессе, где судили главных нацистских преступников, он был помощником Роберта Джексона — главного обвинителя со стороны США. Донован согласился защищать Абеля за 10 тысяч долларов — не самый маленький адвокатский гонорар в то время.