Все способные держать оружие - Андрей Лазарчук

На ощупь я нашел дверь на лестницу и, стараясь не греметь Железными ступенями, пошел вверх, вверх, вверх…

Окончательно я пришел в себя в машине. Рядом, распространяя сильный запах коньяка — я влил в него полбутылки, — сидел Вахтанг. Дорога летела под колеса, слева тянулась цепочка зеленых, справа — красных огоньков-катафотов на бордюрных камнях, мотор работал ровно, где-то впереди было Тушино, а вот совсем рядом — контрольный пост, и солдат с автоматом поднимает полосатый светящийся жезл…

Сладкий запах смерти…

Как мы ни пытались замазать щели шкафа-могильника, запах все равно просачивался и наполнял собой все. День ото дня он будет набирать силу, пока… пока мы по тем или иным причинам не перестанем его ощущать.

Фильтры, надо полагать, имели какой-то предел ресурса.

То же самое касалось и химических поглотителей углекислоты. Я слышал, что на подводных лодках их используют не одну неделю, но то ли наши были качеством пониже, то ли подъем температуры вызвал в них нежелательную реакцию, — однако дышать стало ощутимо труднее, и при резких движениях я начинал хватать воздух ртом. Тем не менее запасной комплект я пока не устанавливал. Черт знает, сколько еще придется просидеть здесь…

Резкие движения были такие: я пытался помочь двери открыться.

Сначала я думал, что сработала какая-то блокировка и что нужно найти способ ее снять. Потом решил прибегнуть к физической силе. В результате дверь приоткрылась на полтора сантиметра, и означать это могло одно: ее чем-то привалило снаружи.

Был бы у меня домкрат или приличный рычаг… Но единственное, что удалось найти в бункере, — это маленькую полуметровую фомку-гвоздодер. Такими вскрывают деревянные ящики.

И — все.

Робинзон на своем необитаемом острове был снаряжен куда приличнее. Не понимаю, на что рассчитывали те, кто комплектовал бункер. Во всяком случае, не на выживание после ядерного удара.

Недельный запас консервов и не требующих приготовления концентратов. Кое-какие медикаменты. Дробовое шестизарядное ружье. Леска и крючки. Бутылка чистого спирта. Два прорезиненных плаща и две пары высоких, наподобие рыбацких, сапог сорок последнего размера. Туристский топорик и два коробка подводных спичек.

Фонарь.

Вам смешно? Мне было смешно.

Эльга весь день лежала, отвернувшись к стене. Наверное, это обидно — медленно умирать от недостатка кислорода в зеркальном лабиринте, который ты же и создала, в компании ненастоящего лабораторного человечка.

Коим я все больше себя ощущал.

Возможно, это было самовнушением. Возможно, и нехватка воздуха была самовнушением. И трупный запах. Да только действовало оно, это самовнушение, очень даже эффективно.

Наконец я оставил попытки возобладать над обстоятельствами с помощью одной лишь грубой физической силы. Каковой я никогда особо не отличался. Нет, для своего веса и сложения я был вполне на уровне, но в данном случае значение имели не относительные показатели, а только и исключительно абсолютные. Вот если бы кто-то калибра Криволапова расширил щель, я бы в нее просочился. А так…

Мозгом, мозгом давить надо.

Должен в порядке оправдания сказать, что мозгом я не переставал давить и колотясь о дверь. Хотя этот орган был травмирован всем происшедшим куда сильнее, чем окружающий его организм. Иногда мне думалось, что я так и лежу, контуженный, где-то под стеной, вокруг продолжается бой, а у меня грезы.

Но даже в грезах может быть сосредоточен некий сокровенный смысл…

Я сел на кровать Эльги. Она неохотно повернула ко мне лицо. Отек уже начал спадать, глаз приоткрывался. Синяк приобрел классический цвет спелого баклажана.

— Что было на этом месте в твоем мире?

Мимика побитого лица не отличается выразительностью, но я все же понял, что с вопросом угадал в самую точку. Впрочем, я от природы догадлив. За это меня и ценили как наладчика. За это и пытались завлечь во всяческие хитрые конторы.

И именно в силу догадливости я от этих предложений увертывался.

Хотя вот — довертелся…

— Эти ваши «темпо» — стационарные сооружения, верно? И не иначе, как подземные?

Она села. На лице было смятение.

— Постой. Ведь я ни одним словом…

— Значит, где-то между словами. В контексте. Так вот: вся эта операция имеет отношение к тому, что я сказал?

Она помедлила. Явно что-то взвешивая. Правду и ложь в необходимых пропорциях.

— Да. Нужно было не допустить ядерного взрыва. Иначе здешнее «темпо» погибло бы…

— Скажи, пожалуйста, а все мигранты объединены в одну команду?

— Ты умеешь задавать неприятные вопросы.

— Умею. Значит, не все.

— Да. Та команда, которая создала цивилизацию майя, — они не успокоились. А возможности их… достаточно велики.

— Но не безграничны?

Она покачала головой. Весьма неуверенно.

— Все-таки я многого еще не понимаю, — сказал я. — Вы создаете маленькую новую реальность. Потом — делаете что-то, чтобы она была… менее благополучной и более воинственной, чем оригинал. Значит, в ней не успевают изобрести это самое «темпо». Тем не менее «темпо» здесь существует…

— Да, один из многих парадоксов. Понять это невозможно. Мы можем осуществить самое фатальное вмешательство, а «темпо» все равно остается. Даже если создавать его физически некому.

— И такое было?

— Да… насколько я знаю, дважды. Но при этом каждый из пунктов «темпо» материален и весьма уязвим. Его можно взорвать, засыпать, затопить…

— И американцы чуть было это не сделали?

— Не американцы, а…

— Да нет же, именно американцы. Именно американцы. Ха! Я подозреваю, что они почти дорылись до…

— Не знаю. Может быть.

— А почему за тобой еще не пришли?

— Кто?

— Ну… твои.

— Тоже не знаю. Наверное, думают, что я умерла.

— Списали со счета, значит.

— Не говори так.

— А почему, собственно? Почему не говорить? Нас учат, что с поля боя выносить нужно всех. Раненых, убитых — всех. А тебя, выходит, бросили?

— А представь себе — вход засыпало. Эту лифтовую шахту. Завалило. Скорее всего, так оно и есть. Ну, подумай сам: в любом случае командный бункер должны раскопать. Как иначе? Так где они, твои герои, которые должны выносить с поля боя? Капитан твой — где? Что молчишь?

Я покивал. Наверху явно что-то происходило, но что именно — можно было лишь догадываться. Одно несомненно: тем, кто там вершил дела, — было не до нас.