Блаженство греха - Энн Стюарт

Он вздрогнул, испугавшись своей нечаянной мысленной обмолвки. Одержимость — это одно, пусть это нездорово, но неизбежно, как почти все в его жизни. Любовь же — глупость, ребячество, сладость и невозможность.

Тут она увидела его, как раз когда протянула руку к двери в сад. Если Рэчел выйдет за дверь, Бобби Рей схватит ее, вдруг понял Люк с отчетливой ясностью. Схватит и убьет без сожаления, медленно и с наслаждением. Он не знал, почему до этого дошло, но все обстояло именно так.

Люк перехватил Рэчел прежде, чем дверь открылась наполовину, снова захлопнул ее и прижал беглянку спиной к стене.

— Куда это ты собралась? — потребовал он грозным шепотом.

Она смотрела на него в полнейшем ужасе. Он думал, что уже привык к этому выражению на ее лице; по какой-то причине Рэчел продолжала считать его олицетворением зла, и такое постоянство уже начинало порядком надоедать.

— Прогуляться в сад, — ответила она после долгой паузы. — Не могу уснуть. Тебе тоже не спится?

В сад, где ее поджидает Бобби Рей.

— Да, тоже, — тихо сказал он.

— Ладно. Тогда отойди, и я вернусь к себе в комнату.

— Вот уж не думаю.

— И что это значит?

— Это значит, что я буду чувствовать себя лучше, если ты будешь со мной.

— А я не буду.

— Очень жаль.

Она сердито фыркнула.

— Я не хочу быть с тобой.

— Тогда зачем ты вернулась сюда?

— Не из-за твоего сомнительного обаяния, — огрызнулась она.

Он не удержался, рассмеялся. Люк знал, что это только еще сильнее разозлит ее, но злость выбивала ее из равновесия. Кроме того, он предпочитал, чтобы она злилась, а не боялась.

— У нас комплексная сделка. Я и есть «Фонд Бытия». Решай, Рэчел, хочешь ты спать с Кэтрин или со мной.

Последовавшее за этим по-настоящему его восхитило. Он умел драться, всю жизнь защищал себя в школах, на улицах, в барах и в тюрьме, а потому почувствовал, как мышцы напряглись за долю секунды до того, как она ударила, ошибочно надеясь, что фактор неожиданности даст ей возможность убежать.

Но ее колено лишь скользнуло по внешней стороне бедра, не причинив вреда. Он захватил ее кулачки одной рукой, другую просунул в волосы и дернул на себя, зажав ее между собой и стеной.

— Будем драться?

— Я убью тебя, — в ярости прошипела она.

— Ты этого хочешь?

Она застыла.

— Черт, — выругался Люк и потащил ее, упирающуюся, по пустому коридору к своим покоям, одной рукой зажимая пленнице рот, чтобы заглушить крики ярости. Он не опасался, что кто-то придет ей на помощь, если услышит, просто не знал точно, настолько плохо обстоят дела. Люк никогда не дрался по правилам и всегда с готовностью пользовался любым нечестным преимуществом, но сейчас не был уверен, сможет ли справиться с кровожадным маньяком Бобби Реем.

Он ни на секунду не задержался во внешней комнате. Прижимая к себе извивающуюся пленницу, Люк нажал кнопки, открывающие потайную дверь, и, как только она открылась, втолкнул Рэчел внутрь так, что она растянулась на огромной кровати. Он даже рискнул повернуться к ней спиной, чтобы набрать охранный код, но она, потрясенная, на время утратила свой запал и лишь ошеломленно озиралась.

Люк прислонился к дверной панели и смотрел на нее. На кровати, где прежде спал только он один, она выглядела очень даже уместно. Лицо бледное, волосы всклокочены, глаза горят… Он так распалился, что пришлось сцепить зубы и замереть, чтобы не нырнуть к ней на кровать. Вначале ему нужны ответы, и он получит их от нее любыми средствами.

— Это изолированная комната, — сказал он. — Звуконепроницаемая, надежно запертая. Сюда никто не войдет, и ты отсюда не выйдешь, пока я сам тебя не выпущу. И твоих криков никто не услышит.

Она, как и следовало ожидать, оправилась от шока и неуклюже села на смятых белых простынях.

— То есть никто не услышит, если ты убьешь меня.

Он на короткий миг устало прикрыл глаза.

— Мне уже начинают надоедать твои бесконечные обвинения. Честно говоря, бывают минуты, когда мне ничего так не хочется, как свернуть тебе шею. Ты действуешь мне на нервы, понимаешь? У тебя замашки параноика, ты не понимаешь юмора и до смерти занудна.

— Это не причина, чтобы убивать меня.

— Вот именно. Как ни странно, но я не убиваю людей, даже тех, которые меня раздражают. Обычно я даже не сплю с ними, но ты, похоже, стала исключением.

— Почему люди умирают от рака? — спросила она внезапно, как будто боялась его ответа.

Он заморгал, на секунду сбитый с толку.

— Откуда, черт возьми, мне знать? Спроси у врача, спроси у Альфреда, только не у меня. Полагаю, это сочетание генов, окружающей среды и бог знает чего еще. А что? Боишься, что у тебя будет то же, что было у твоей матери?

Она посмотрела на него, как на какого-нибудь двухголового мутанта.

— Я имею в виду, почему так много людей умирает здесь, в центре?

Он замер.

— О чем, черт побери, ты толкуешь?

— Почему у приезжающих сюда здоровых, богатых людей так часто диагностируют рак, и они умирают, оставляя все свои деньги «Фонду»?

— Просто так случается, — бросил он.

— Ты в этом участвуешь?

— В чем?

— Уотерстоун и Кэтрин исполняют твои приказы? Это твоя идея — убеждать людей, что они умирают, гробить их наркотиками, облучением и ненужными операциями, пока они не умрут? Это ты убил мою мать? — Она сорвалась на крик, глаза опасно блеснули.

Но в эту минуту на ее глаза ему было глубоко наплевать.

— Ты такая же ненормальная, как и Бобби Рей Шатни, — решительно заявил Люк.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Бобби Рей — самый настоящий псих, маньяк, одержимый жаждой убийства. Он зарезал свою семью, когда ему было тринадцать, уверяя, что исполнял приказ Сатаны. Закончил он, насколько мне известно, тем, что пил их кровь. Его судили как подростка, и четыре года назад, восемнадцатилетним, он вышел с хорошей характеристикой. С тех пор здесь, и Альфред держит его на транквилизаторах, поэтому парень не представляет ни для кого опасности. По крайней мере, раньше не представлял.

— Это он рассказал мне о смертях.

— И ты ему поверила?

— Да. И сейчас верю.

Черт возьми, он и сам начинал верить. Не так уж это все невероятно. Список людей, которые быстро умирали от неизлечимых форм рака, постоянно увеличивался. И он сам согласился с тем, что Альфред должен помогать им в конце, облегчать предсмертные страдания.

— Вот дьявол, — пробормотал он осипшим, упавшим голосом и отвернулся. Перед глазами встали лица ушедших, тех, кого он держал за руку, когда смерть забирала их, тех, кто ушел из жизни из-за его алчности.