13 сокровищ - Мишель Харрисон

Ее лицо по-прежнему дышало злобой, но кожа сморщилась, покрылась морщинами, поблекла и обвисла — это пятьдесят добытых мошенничеством лет догнали Морвенну, навалились на нее все сразу. Зрелище было чудовищное.

Таня не смогла сдержать крика.

Морвенна посмотрела на свои руки и взвыла. Они больше не были гладкими и мягкими; прямо у нее на глазах они покрывались морщинами и искривлялись.

— Нет!

Она схватила прядь своих волос — они стали белоснежными. Медленно подняла руки к лицу, потрогала провалы на щеках и морщины на коже. Протянула искривленные руки к Тане, растянув губы в чудовищной гримасе, обнажившей почерневшие, шатающиеся зубы, которые тут же стали выпадать.

Сотрясаясь от рыданий, Таня отвернулась от нее и побежала — назад в лес, тем же путем, каким пришла, готовая встретиться с чем угодно, только бы не видеть чудовищно изменяющуюся Морвенну.

Она так и не заметила, что та пыталась догнать ее. Однако к тому времени, когда старуха сделала всего несколько шагов, Таня уже исчезла. Морвенна оказалась совсем одна.

Ужасная боль прожгла грудь и левую руку. Хватая ртом воздух, она опустилась на землю. Угасающий взгляд обратился к краю леса.

Он был так близок… но ей никогда не достигнуть его.

Когда ее нашли, Таня лежала, свернувшись калачиком на земле и прижавшись к Оберону.

Загрубелая рука откинула с ее лица волосы, а потом послышался голос, знакомый… и все же другой.

— Она в шоке.

Определенно, это был голос Уорика, по-прежнему неприветливый и невыразительный; но сейчас в нем звучали нотки беспокойства.

— Она поправится?

Это Фабиан.

Таня зашевелилась — его голос подействовал на нее успокаивающе. Сфокусировав взгляд, она увидела, что глаза Фабиана закрыты, а на лице выражение вины и боли.

— Я бросил ее, — произнес он еле слышно. — Бросил ее, папа. Но я должен был…

— Фабиан? — прохрипела Таня.

Он широко распахнул глаза, взял ее руку и крепко сжал.

— Прости. Мне очень жаль… Я вынужден был сделать так, чтобы ты поверила… — Он сглотнул. — Локон волос. Он все время был у Амоса.

— Я поняла. — Она сумела даже слабо улыбнуться. — Ты поступил очень храбро. — Она перевела взгляд на Уорика. — Вы защищали меня. Вы и бабушка. Вот почему вы не хотели, чтобы я приезжала в поместье, — из-за того, что могло произойти.

— Флоренс хотела рассказать тебе, — мягко проговорил Уорик. — Но слишком боялась. И стыдилась. Она была такая молодая и наивная, когда заключила этот договор с Морвенной, но ей это дорого обошлось.

— С ним покончено, — прошептала Таня.

Лишь она одна знала, что Морвенна за все расплатилась сполна, но сейчас она не хотела — нет, просто не могла — говорить о том, что видела.

Больше не было сказано ни слова, да этого и не требовалось. Уорик завернул ее в свое пальто, поднял на руки и понес в поместье.

Ранним утром следующего дня Мораг заперла фургон, выгнав наружу недовольного кота. Она редко выбиралась в Тикиэнд посреди недели и хотела сделать свои дела и вернуться обратно до того, как на улицах станет оживленно. Почти на краю леса она увидела: что-то лежит впереди, совсем рядом с тропой и частично скрытое подлеском.

Женщина была мертва уже несколько часов, Мораг поняла это еще до того, как опустилась рядом с ней на колени. Утонувший в складках кожи рот открыт, рука прижата к груди.

— Разрыв сердца, — пробормотала Мораг и протянула руку, чтобы закрыть безжизненные глаза женщины.

Но когда она заглянула в эти мертвые черные провалы, ее рука замерла, а потом она резко отдернула ее, не успев коснуться покойницы, — поскольку даже в смерти в ней ощущалось что-то бесконечно злобное.

Мораг слышала, как скрипели колени, когда она поднималась. Отступила на шаг и тут увидела рядом с телом яблоко, лежащее в складках рваного зеленого платья. Оно упало с ветки дерева. Что-то шевелилось под его сморщенной кожурой. Спустя несколько мгновений из яблока вылезла толстая личинка.

— Да, — прошептала Мораг. — Теперь я понимаю. Гниль. Гниль до самой сердцевины.

Она зашагала по тропе к Тикиэнду чуточку быстрее обычного, понимая, что придется сделать крюк, чтобы сообщить о зловещей находке. Она надеялась, что это займет не слишком много времени.

Как и большинство могил на маленьком церковном кладбище, та, где покоилась Элизабет Элвесден, выглядела заброшенной. И в точности как поместье, так недолго бывшее ее домом, могила заросла плющом — серый камень был почти не виден между зелеными листьями. Однако, несмотря на запущенный вид, эта могила не была забыта.

Таня смотрела, как бабушка, стоя на коленях, вырвала очередной пучок сорной травы. Потом ее взгляд скользнул через поле, мимо леса, туда, где в пятнах солнечного света стояло поместье. Вот-вот должна была приехать мать, чтобы забрать ее домой. Теперь, с радостью в сердце понимала Таня, все будет по-другому. Фэйри, ее фэйри, придут снова, но она больше не боялась их.

Почти неделю назад она очнулась в своей постели, укрытая одеялом, ослабевшая, как будто проспала сто лет. Когда в голове окончательно прояснилось, она осознала, что кто-то держит ее за руку, и, подняв взгляд, посмотрела в серые глаза бабушки. Таня даже не сразу узнала ее: всегдашняя жесткость исчезла, как будто с плеч спала огромная ноша. Бабушка заговорила; это продолжалось долго, долго. Таня слушала, узнавала то, чего раньше не знала, — и прощала.

После той ночи в газетах еще некоторое время обсуждали историю Равен Фокс, но эти статьи постепенно перекочевывали на последние страницы по мере того, как становилось ясно, что след девушки потерян. Однако, проглядывая газеты, Таня обратила внимание на другую заметку: о том, что в лесу Висельника обнаружено тело.

Женщина, в возрасте за шестьдесят, умершая от сердечного приступа. Ее личность, однако, и то, как она оказалась в лесу, оставались тайной для всех, кроме тех, кто знал.

Именно тогда Таня в конце концов рассказала Фабиану, Уорику и бабушке, что действительно произошло той ужасной ночью в лесу — и о девушке, которая спасла ее.

Они очистили могильную плиту от последних сорняков и положили на нее свежие цветы.

Когда они возвращались домой, Таня глянула в сторону леса и задала вопрос, на который боялась услышать ответ:

— Что будет с Амосом?

Флоренс грустно покачала головой.

— Тут ничего не поделаешь. Мы знаем правду о Морвенне Блум, но мало кто нам поверит. Люди будут думать то, что им хочется. Мы можем сделать для него одно: постараться, чтобы он провел свои последние дни со всеми удобствами и спокойно, но даже это нелегко — учитывая, что творится у него в голове. Воспоминания о ней постоянно терзают его. Она — причина его безумия.