Шопоголик спешит на помощь - Софи Кинселла

– Он устроил мне выволочку, – признается Тарки. – Настоящий разнос.

– Ой! Прости. Я не хотела…

– Ничего страшного. – Тарки хмурит лоб. – Он говорил, что каждому в этой жизни отведена своя роль, нравится – не нравится, беги – не беги. Мне… скажем так, выпала непростая участь, но тут уж ничего не поделаешь. Надо ее принять… Так что я смирился. Буду и дальше перестраивать Летерби-Холл, что бы там ни думали мои родители.

– У него грандиозные планы, – с восторгом выпаливает Сьюз. – Это будет новый Чатсуорт-хаус.

– Ну, не такие грандиозные, – смущается Тарки. – Хотя кое-какие идеи есть. И, на мой взгляд, интересные.

Я украдкой разглядываю Тарки. Не знаю, что именно сделал с ним папа, но он повзрослел. Стал заметно старше и увереннее в себе. Он готов взять на себя ответственность за целую империю – и выдержать ее вес.

Перейдя дорогу, мы со Сьюз (и Минни) немного отстаем.

– Что ж, Бекс, – тихо говорит она, – хочешь новости?

– Какие?

– Я…

Сьюз неопределенно машет руками в свойственной ей манере.

– Что? – Я глупо вытаращиваю глаза. – Не может быть!

– Еще как может…

Сьюз краснеет.

– Нет…

– Да!

Погодите-ка, надо прояснить. А то вполне может выйти так, что я думаю об одном, а она имеет в виду другое – «решила, мол, по возвращении в Англию записаться на кулинарные курсы».

– Сьюз, ты беременна? – шепчу я, и она неистово кивает. – И давно знаешь?

– С того самого дня, как Тарки пропал. Сделала тест тем утром. И чуть с ума не сошла. – Она кривится, вспоминая недавний стресс. – Боже, до чего же было ужасно. Я думала… Не знала, что и делать… Боялась, что… В общем, настоящий кошмар.

Да, это многое объясняет. Практически все. Например, почему она была такой раздражительной – в первом триместре Сьюз всегда злилась по малейшему поводу. И почему она так переживала из-за Брайса – Сьюз ведь боялась, что ее брак развалится, а Тарки даже не узнает, что скоро опять станет отцом…

И все это время она держала тайну в себе и ни с кем не могла поделиться!

…Или могла?

– А Алисия знает? – грубовато спрашиваю я.

– Что ты! – ужасается Сьюз. – Нет, конечно! Я бы никогда не сказала ей раньше тебя. – Она крепко меня обнимает. – Бекс, ни за что на свете.

Теперь-то я, как и надлежит лучшей подруге, замечаю все признаки беременности. Кожа вокруг носа, например, красная – у Сьюз всегда так бывало. А значит…

Стоп! Что-то не сходится…

– Подожди-ка! – Я отступаю на шаг. – Ты пила текилу, и чай с бурбоном, и…

– Я их выливала. Когда все отворачивались. Иначе ты сразу бы все поняла.

– Логично, – киваю я. – Господи, Сьюз, четверо детей. – Я в изумлении округляю глаза. – Четверо!

– Знаю, – нервно сглатывает она.

– Или пятеро, если у тебя опять близнецы. Или шестеро, если тройня…

– Заткнись! – в ужасе вздрагивает та. – Бекс, я не могу! – Она вдруг кривится, словно от боли. – Я бы хотела, чтобы и ты…

– Знаю, – мягко перебиваю я.

– Так нечестно. Мы ведь даже не планировали. Полный сюрприз.

Она поглаживает живот, а внутри меня что-то переворачивается. Я бы тоже хотела такой сюрприз. На глаза вдруг набегают слезы, и я поскорее отворачиваюсь.

Как бы там ни было, все хорошо. У меня есть Минни. Она – чудо. Идеальный ребенок. И другой нам не нужен. Я целую гладкую двухлетнюю щечку. Так люблю ее, что дышать больно.

Сьюз наблюдает за мной, и у нее блестят глаза.

– Хватит. – Я с трудом сглатываю. – Нельзя получить все, чего хочешь. Так ведь?

– Наверное, – после паузы говорит она.

– Нельзя получить все, чего хочешь, – повторяю я. – Иначе где все это хранить?

Моя любимая фраза – я вычитала ее на магните для холодильника.

Сьюз фыркает, и я невольно улыбаюсь. Она толкает меня плечом. Я отвечаю тем же. А потом она берет Минни за руку, и мы качаем ее, а малышка радостно вопит: «Еще! Еще!»

И на эти несколько минут вся тоска развеивается, будто ее никогда и не было.

Тарки снял для нашей компании конференц-зал; мы с деловым настроением устраиваемся в креслах, достаем блокноты, наливаем воды и готовим наши карандаши-талисманы.

На верхнем листе я пишу: «Добьемся справедливости для Брента» и трижды подвожу жирной чертой – пусть наша цель будет очевидной.

Мы со Сьюз сидим рядышком и изредка толкаем друг друга в бок, восхищаясь нашими ковбойскими сапожками. Их Сьюз купила. Она едва ли не силой заволокла меня в обувной и грозно заявила продавщице: «Мы хотим купить сапоги» – та аж немного опешила. Мы перемерили каждую пару – и господь свидетель, это было весело!

Не знаю, что творилось со мной раньше. Как я могла отказаться от ковбойских сапожек? Какой надо быть дурой, а? Теперь туман в голове развеялся, и я вновь стала собой.

В итоге я остановила выбор на антрацитово-серых сапогах с серебряными заклепками. Минни в них просто влюбилась. Она схватила сапоги, не успели их вытащить из коробки, нацепила и весь вечер отказывалась снимать – даже в постель легла прямо в них. А когда я сказала: «Нет, милая, в обуви спать нельзя», то стянула и тут же прижала к груди, как плюшевого мишку. Когда же я попыталась настоять на своем, Минни обиженно заявила: «Они мне нравятся» и наградила таким укоризненным взглядом, что я почувствовала себя подлой ворюгой.

Пришлось дожидаться, пока она уснет. Хорошо, что нам повезло найти опытную няню (та сейчас присматривает за Минни в нашем номере). Я, конечно, могла взять дочку с собой. Но, во-первых, не стоит сбивать ей график, а во-вторых, мы заняты важным делом.

Я оглядываю собравшихся и вижу строгие серьезные лица (не считая Дэнни – тот развалился в кресле и дремлет после массажа с «укрепляющей сывороткой». Похоже, он не боится пропустить самое интересное… точнее, надеется, что я ему расскажу).

– Кори засел в своем доме, будто в крепости, – начинает папа. – Однако Таркину удалось пробраться в святая святых.

– Кори предложил встретиться с членами правления его компании, – кивает тот. – Дал мне свой номер. Сказал, что можно звонить в любое время.

– Невероятно! – восхищаюсь я. – Молодец!

Я громко хлопаю в ладоши, все остальные меня поддерживают, а Тарки скромно опускает глаза.

– Правда, есть нюансы, – продолжает он. – Во-первых, Кори постепенно отходит от дел компании. Сейчас он интересуется лишь женой и дочерью, души в них не чает. Во-вторых, о прошлом он вспоминать не любит.