Путь русского офицера - Антон Деникин

* * *

С 1908 года интересы армии нашли весьма внимательное отношение со стороны Государственных дум 3-го и 4-го созывов, вернее, их национального сектора. По русским основным законам вся жизнедеятельность армии и флота направлялась верховной властью, а Думе предоставлено было рассмотрение таких законопроектов, которые требовали новых ассигнований. Военное и Морское министерства ревниво оберегали от любознательности Думы сущность вносимых законодательных предположений.

На этой почве началась борьба, в результате которой Дума, образовав Комиссию по государственной обороне, добилась права обсуждать по существу, «осведомившись через специалистов», такие, например, важные дела, как многомиллионные ассигнования на постройку флота и реорганизацию армии.

«Осведомление» шло двумя путями: при посредстве официальных докладчиков Военного и Морского ведомства, которые давали Комиссии лишь формальные сведения, опасаясь, что излишняя откровенность, став известной левому сектору Государственной думы, может повредить делу обороны, и путем частным. По инициативе А. И. Гучкова[62] и генерала Василия Гурко[63], под председательством последнего, образовался военный кружок из ряда лиц, занимавших ответственные должности по военному ведомству, который вошел в контакт с умеренными представителями Комиссии по государственной обороне.

Многие участники кружка, как генерал Гурко, полковники Лукомский, Данилов и другие, играли впоследствии большую роль в Первой мировой войне. Все эти лица не имели никаких политических целей, хотя за ними и утвердилась шутливая кличка «младотурок». На совместных с членами Думы частных собраниях обсуждались широко и откровенно вопросы военного строительства, подлежавшие внесению на рассмотрение Думы. Военные министры Ридигер и потом Сухомлинов знали об этих собраниях и им не препятствовали.

Так шла совместная работа года два, пока в самом военном кружке не образовался раскол на почве резкой и обоснованной критики частным собранием некоторых, внесенных уже в Думу, без предварительного обсуждения в нем, законопроектов. Об этом узнал Сухомлинов и встревожился. Лукомский и трое других участников вышли из состава кружка. «Мы не могли,– писал мне впоследствии Лукомский,– добиваться, чтобы Дума отвергала законопроекты, скрепленные нашими подписями». В отношении других, более «строптивых младотурок», в том числе и самого Гурко, Сухомлинов, после доклада государю, принял меры к «распылению этого соправительства», как он выражался, предоставив им соответственные должности вне Петербурга.

В Варшавском и в Казанском военных округах

Приехав с Дальнего Востока в Петербург, я узнал неутешительные для себя лично новости. Главное управление Генерального штаба, не дожидаясь прибытия эвакуируемых (вследствие расформирования Маньчжурских армий) офицеров, поторопилось заместить все вакантные должности офицерами младшими по службе и не бывшими на войне или же прибывшими давно с театра войны и не вернувшимися туда – «воскресшими покойниками», как их называли армейские острословы.

На мое заявление, что Ставка главнокомандующего уже два месяца тому назад телеграфировала о предоставлении мне должности начальника штаба дивизии, полковник, ведавший назначениями, возразил, что телеграмма не была получена. По справке оказалось, однако, что телеграмма имеется, и смущенный полковник предложил мне временно принять низшую должность штаб-офицера при корпусе, по моему выбору. Я выбрал штаб 2-го кавалерийского корпуса, в котором служил до войны и который квартировал в Варшаве.

«Временное назначение» длилось, однако, целый год.

Варшавский округ жил по-прежнему «гуркинскими» традициями. Фельд-маршал Гурко оставил округ в 1894 году, после него во главе войск стоял ряд генералов – граф Шувалов, князь Имеретинский, Чертков, Скалон,– назначавшихся только по соображениям внутреннего порядка: командование войсками в Польше соединено было с управлением краем (генерал-губернаторство). Мера правильная теоретически, ибо предотвращала многие конфликты.

Практически же страдало и управление, и командование. Варшавские генерал-губернаторы – люди высшего света – не имели никакого общения с широкими кругами польской общественности, за исключением аристократии, т. е. по преимуществу «угодовцев» (соглашателей), и свою осведомленность о жизни края черпали исключительно из докладов ближайших сотрудников и охранной полиции. Что же касается управления войсками, они, сознавая свою неподготовленность, и не пытались даже принимать в нем фактическое участие. Прослужив в штабе округа почти год (1900), я хорошо ознакомился с характером взаимоотношений на верхах.

Варшавским округом правил состоявший в должности бессменно в течение 10 лет «гуркинский» начальник штаба, генерал Пузыревский. Блестящий профессор Военной академии, автор премированного Академией наук труда, преподаватель истории военного искусства наследнику – будущему императору Николаю II, участник Русско-турецкой войны, он был человеком острого слова, тонкой иронии и беспощадных характеристик. Принадлежал к категории «беспокойных» и имел много врагов. Поэтому не был привлечен на Японскую войну и до конца жизни не получил военного округа. Нашел «умиротворение» впоследствии в спокойном кресле члена Государственного совета (Верхняя палата), после чего вскоре умер.

«Его светлость полагает» или «Командующий войсками приказал» – это был лишь официальный штамп на бумагах нашего штаба, иногда весьма важных, но не восходивших к докладу выше кабинета Пузыревского. Впрочем, светлейший князь Имеретинский в начале своего командования сделал попытку освободиться от опеки Пузыревского. Поводом послужил инцидент на прощальном обеде, данном в Петербурге уезжавшему Имеретинскому. Когда кто-то предложил тост за успехи нового командующего, жена военного министра, г-жа Куропаткина, дама весьма экстравагантная, довольно громко обратилась к князю:

– Э, что там говорить! Приедете в Варшаву и попадете в руки Пузыревского, как другие…

Князь покраснел и ничего не ответил.

Так объясняли в штабе первые непривычные для нас шаги нового командующего. На докладе своего начальника штаба он был сух и не удовлетворился подсказанным ему готовым решением.

– Я хочу знать историю вопроса.

– Слушаю!

На другой день во дворец понесли целые груды дел, из которых Пузыревский стал читать пространные выдержки в течение длившегося несколько часов доклада командующему, знакомя его с «историей вопросов» и повергая в безысходную тоску. Князь Имеретинский терпел такое истязание неделю и, наконец, сдался. По-прежнему из кабинета генерала Пузыревского стали выходить приказания и заключения со штампом: «Его светлость полагает»… «Командующий войсками приказал»…