Далеко от Земли - Павел Комарницкий

Пауза.

– Очень надеюсь, что вашу сладкую парочку никто из местных жильцов не приметил. Или по крайней мере не в силах опознать. Однако надежда надеждой, а Инструкция Инструкцией.

Пауза.

– Значит, так. Сюда больше не приходи, по телефону не звони. Вся связь только через необнаруживаемый канал. Возьми из кладовки пару «сторожков», один «воробей» и один «попугайчик». Последний пусть стоит на взводе круглосуточно, охраняет квартиру. «Воробья» использовать при выходе из дому, когда на службе – мониторинг помещения, в котором находишься, через окно. При индикации потока внимания к твоей персоне выяснить источник и в случае обнаружения профессиональной слежки немедленно дать знать мне, – резидент окинул взглядом сотрудницу. – Я понимаю, поток внимания при такой внешности и минимальной длине юбки всегда зашкаливает, но придётся потрудиться. Вопросы?

– Небольшой нюанс, шеф. Я езжу на службу на автомобиле. «Воробей» не в силах угнаться. Можно я возьму ещё и «стрижа»?

– Бери.

– И ещё… Антон совершенно лишён каких-либо средств защиты.

– Пусть катится к папе с мамой.

– Инбер, это уже не поможет. Если начнут копать… Антон станет для меня «окном уязвимости». Я же не предлагаю выдать второй индкомплект активной самообороны. Ни «воробьев», ни «стрижей»… один телепатор. Ну хорошо, пусть хотя бы индикатор потока внимания. Я очень прошу, шеф. Это действительно необходимо.

– Бери хоть чёрта лысого, лишь бы больше никаких эксцессов, – резидент перешёл на русский язык. – На День Победы чтобы оделась нормально. Юбка до колен, жакет и прочее. Всё, иди работай!

* * *

– …Тошка, ты как специалист должен знать. Через сколько минут эта дурища до Америки долетит, если её прям счас запустить?

По экрану телевизора, полыхающему красными бликами от изобилия алых стягов на Красной площади, неторопливо проползали могучие тягачи с лежащими плашмя ракетами.

– Не долетит вовсе.

– Ы? Это почему это?

– Да потому что дурища здесь ты, а это оперативно-тактическая ракета «Луна-М». Ей не то что до Америки, ей до Тулы не долететь.

Несколько секунд Ленка, предварительно надув губы, размышляла, не обидеться ли на «дурищу», но, очевидно, решила погодить.

– Везёт твоей Марине, – сестричка вздохнула. – Всё-таки есть в гэбэшной службе свои преимущества.

– А с чего ты взяла, что она из кагэбэ?

– Ой, Тоша, я тебя умоляю! Ты за первоклассницу меня держишь, что ли? – Ленка кивнула на телевизор. – Нашего брата пролетария на парад к трибуне мавзолейной сроду не пустят. И потом, в Нагонию её эту она что, едет бананы собирать?

Возражать я не стал. Воистину, как говорил некто Воланд, – «если вам так удобнее, то и считайте». Ни к чему расшатывать стройную и непротиворечивую легенду моей ненаглядной, скупыми штрихами мастера отложенную Вейлой в головах моих родственников. И в конце концов Нагония, мифическая африканская страна из сериала «ТАСС уполномочен заявить», ничем не хуже реальных Уганд и Эфиопий.

Сегодня мы с Ленкой встречали День Победы вдвоём. Ну так сложилось. Вейла была в числе приглашённых на Красную площадь, и я даже догадывался, кто именно это самое приглашение ей организовал. И с какой примерно целью. Телепатор действует на расстоянии не более нескольких десятков метров… ну там до трибуны мавзолейной, выражаясь Ленкиными словами, где-то так и будет. Я же в число приглашённых, естественно, не входил. Ленка, в свою очередь, осталась куковать дома, что-то не заладилось у неё с подружками на сегодня. Что касается мамы-папы, то они ещё вчера укатили в гости на дачу к старым друзьям, с которыми не виделись уже довольно давно.

– Тоша, а можно я спрошу?

– Смотря о чём.

– Как она… ну… в постели?

Я оторвался от созерцания парада, с интересом рассматривая родную сестричку.

– Законный вопрос. В самом деле, должна же сестра знать, каково родному брату в койке?

– Ну Тоша… – Ленка вновь надула губки, очаровательно хлопая ресницами. – Ну я же девушка. Я ж не просто так спрашиваю. Вдруг пригодится…

– Оба-на! – мой интерес к сестричке стремительно нарастал. – А мама с папой в курсе, что ты от чтения любовных романов намерена перейти к… гм… практическим занятиям?

– Уй, какой дурак ты, Тошка! – окончательно надулась Ленка. – Невозможно ни о чём с тобой разговаривать!

Грохочущая техника на экране сменилась красочной заставкой. Кончился парад.

– Ладно, не дуйся, – я обнял сестричку. – И вообще знаешь что? Поехали к нам, ей-ей.

– К Марине? – вся надутость с Ленки мигом слетела.

– Ну да, – я улыбнулся. – А то она уже пеняла мне, мол, сколько времени знаемся, а даже сестра твоя в гости ни ногой. Манкирует, стало быть.

– Я манкирую? Да хоть сейчас!

– Ну вот и ладненько, вот и договорились. Сейчас Марина с Красной площади выберется, позвонит, и…

Телефон на столике застрекотал так неожиданно, что я вздрогнул. Нервы-нервишки расшатались, однако, товарищ Привалов.

– Да!

– Антон? – родной голос в трубке явно взволнован. – Сможешь сейчас подойти?

– Куда?

– Где ты мороженым меня кормил.

– Понял, иду.

– Жду! – короткие гудки.

Помедлив секунду, я положил трубку и молча двинулся в прихожую. Вейла зря паниковать не станет.

– Тоша, ты куда? Марина звонила?

– Она.

– Что-то не так?

– Похоже. Если что, скоро не жди!

На улице дул резкий порывистый ветер, и если на припеке майское солнышко скрадывало прохладу, в тени от озноба не предохраняла даже толстая вельветовая рубашка. Интересно, сколько сейчас в Москве градусов… похоже, пятнадцать, не больше. Как точно выразилась моя ненаглядная: «Если ты скажешь, что тут у вас когда-то бывает тепло, я просто не поверю»…

Ну вот и он, тот самый киоск. Где я в прошлом году пытался угостить ничего не подозревающую иномейку затвердевшей от холода водой с приправами. А вот и она, сломанная скамейка. Так ведь за зиму и не починили… дикари-с…

– Здравствуй, Антон. – Она, как всегда, возникла будто ниоткуда. Серо-стальной костюм, жакет со значком и юбка до колена, строгая белая блузка – и не подумаешь, что несколько дней назад эта деловая дама демонстрировала трудящимся краешки ягодиц.

И уж подавно невозможно представить, что в этих вот прекрасных глазищах так любят плясать, резвиться смешинки. Сейчас в них безраздельно царил тёмный, липкий, как мазут, ужас, с трудом подавляемый силой воли.

– Что случилось, родная?