Стальные останки - Ричард Морган

– Знаешь, – проговорил Марнак, которому будто не хотелось сдаваться под натиском молчания. – Я как-то сломал одну из этих лошадей. Не рассказывал? Башку ей оторвал, потому что был обкуренный. С меня требовали денег на починку этой хреновины, примерно половину недельного жалования. Вызвали городскую стражу, когда я не признал вину. Так я рассказывал или нет?

Вообще-то, рассказывал, но Эгар любезно покачал головой, и Марнак начал повествование. Было так здорово опять услышать историю, полную шальных проделок, карабканья по стенам, прыжков по крышам, вторжений в гарем и погонь, внезапных перемен и поворотов, да еще с парочкой новых деталей, которые маджак добавил в «варево», чтобы вкус был поострей. Драконья Погибель будто сидел у огня и слушал, как опытный рассказчик повествует про Такавача и добродетель русалки, или еще какую-нибудь, столь же любимую всеми легенду.

Когда история завершилась – Марнак благополучно перебрался через реку и вернулся в казармы до рассвета, – их смех опять растаял посреди степи, вождь кивнул и принялся рассказывать другую ихельтетскую байку, из собственных запасов. Она была про то, как знаменитый имперский рыцарь однажды вернулся домой и обнаружил Эгара в постели со своими женами – четырьмя сразу.

– И знаешь, это его взбесило больше, чем все прочее. Он стоял, размахивал дурацким придворным мечом и орал на меня. Дескать, да, Откровение позволяет иметь до шести жен, но категорически запрещает ложиться в постель более чем с одной зараз. – Эгар бросил поводья и развел руками. – И откуда я мог об этом узнать, спрашивается?

Опять смех.

И еще одна байка.

В конце концов, подъехав к могиле Эркана, они притихли и переглянулись. На некоторое время обоим удалось забыть, чем они занимаются, но теперь все закончилось. Эгар спешился.

– Спасибо, что составил мне компанию.

– Ага. – Марнак огляделся по сторонам. Невысокий холм, единственное согбенное дерево с узловатыми безлистными ветками, в которых запутался шар заходящего солнца. Место было мрачное, не для живых.

– Со мной все будет хорошо, – тихонько проговорил Эгар. – Он был хорошим человеком при жизни, с чего ему вредить мне теперь?

Марнак поморщился. Маджаки не верили, что из хороших людей получаются хорошие призраки. Дух усопшего следовало ублажать, независимо от того, кем он был при жизни, ритуалы нужно соблюдать. Так говорил шаман. Никто толком не объяснял, почему, но подразумевалось, что за ошибку платить придется не только вождю, но и клану.

– Ладно, езжай. Если не пожалеешь кобылу, вернешься вскоре после наступления ночи. – Эгар проследил за тем, как его приятель разворачивает лошадь. – Ах да, если Сула спросит, скажи, что оставил меня в половине лиги до могилы, потому что я хотел пройтись пешком. Понял?

Марнак бросил на него взгляд через плечо и ухмыльнулся.

– Понял.

Он щелкнул языком, ударил кобылу пяткам и пустил рысью, которая все ускорялась, пока не перешла в галоп. Эгар смотрел, как он исчезает в той стороне, откуда они приехали, превращаясь в точку, медленно тающую в сумерках. Потом он вздохнул и повернулся к могиле отца.

Смотреть там особенно было не на что. Почва в степи в это время года твердая, поэтому могила получилась неглубокой, и сверху ее завалили камнями, которые собирали целый день. У ног погребенного воздвигли традиционную пирамиду, украшенную нарисованными символами в цветах скаранаков и железными талисманами, привязанными к камням ремешками из буйволовой кожи. Они рассыпали вокруг лепестки тундровой розы и крокуса и посадили у головы Эркана карликовый дуб, чтобы тот позже дарил усопшему тень в летнюю жару.

За минувшее время клановые цвета поблекли, а ветви выросшего дерева теперь простирались над головой Эгара, словно руки скелета. Железные талисманы остались, хотя – Эгар с подозрением прищурился – один или два кто-то украл за последний год.

– Гребаные воронакские воришки, – пробормотал он.

«Ага, но так далеко на Юго-Запад забираются еще и скаранакские изгои или какие-нибудь помешанные исследователи с Юга». Он видел скаранакские погребальные амулеты в имперских музеях, однако не смог никому объяснить, почему это вызвало у него ярость. В Ихельтете – по крайней мере, в самом городе – неплохо относились к другим верованиям, но свысока, предполагая, что Откровение превосходит их все, и это его бесило. На самом деле, имперцам было все равно, что они задевают чьи-то чувства.

«Давай-ка не будем отвлекаться, а?»

Он пустил коня попастись на некотором отдалении, откупорил флягу с рисовым вином, которую привез с собой, и немного постоял, держа ее в опущенных руках и глядя на могилу.

– Привет, папа, – сказал он вслух. – В этот раз привез тебе кое-что особенное.

Ветер тихонько завывал. Другого ответа вождь не дождался.

– Хорошая штука. На Юге все время пил. Его продавали в таверне в гавани, недалеко от дома Имраны. Тебе бы там понравилось, папа. Шумно, полным-полно крутых парней из доков. Из главной двери море видать. – Он помедлил, глядя на пирамиду камней. – Я бы так хотел показать тебе море, папа.

Он несколько раз с усилием моргнул. Прокашлялся.

– Поверить не могу, что теперь это вино продают в Ишлин-ичане. Везти-то далеко. Торговец содрал с меня все десять шкур, но, мать твою, я вождь или кто?

«Расслабься, Эг. Не надо так. Тебе тут всю ночь сидеть, а солнце еще не зашло».

Он поднял флягу и наклонил, стал лить вино медленно и ровно, описывая небольшие круги. Жидкость покрывала камни темными пятнами, струйками и каплями утекала во тьму между ними. Когда фляга опустела, он ее перевернул и вытряхнул последние капли, а затем аккуратно положил у подножия пирамидки. Чуть задержал пальцы и замер, согнувшись, чуть отвернув лицо и прислушиваясь к ветру. А потом резко выпрямился. На мгновение его лицо исказила гримаса – то ли от болезненных ощущений из-за неудобного положения, то ли из-за чего-то еще, Эгар сам не знал. Он опять откашлялся.

– Ну… теперь, видимо, надо развести костер для бдения.

Он расседлал коня, снял оружие, одеяла и провизию с отточенной, солдатской аккуратностью. Развернул вязанку и сложил костер на выжженном лысом пятачке, где уже разжигал его в минувшие годы. Солнце выпуталось из ветвей дерева и повисло над горизонтом. Эгар поежился и бросил на него косой взгляд, не переставая работать. Прошелся по окрестностям, собрал несколько сломанных бурей веток, которые заметил в траве чуть раньше, принес их к костру и разломал на подходящие куски, которые сложил рядышком. Вязанки, которую он привез с собой, должно было хватить до утра, но запас лишним не будет. Что всего важнее, работа помогла ему избавиться от пробирающего до костей озноба.

Он присел у незажженного костра. Как и большинство маджаков, Эгар носил сухую траву и огниво в мешочке под рубахой, и вот теперь он их достал, принялся осыпать искрами жесткую траву, пока та не зажглась, затем аккуратно поместил ее в центр кучки дров. Наклонился почти до земли и заглянул внутрь. Дым и язычки пламени лизали дерево изнутри, стремясь вверх. Деревяшки поменьше занялись, начали обугливаться и вспыхивать. Полился веселый желтый свет. Его теплом омыло глаза и лицо Эгара, и ощущение немного напоминало слезы. Он быстро выпрямился, снова погрузившись в сгущающиеся сумерки и прохладный воздух. Спрятал мешочек с огнивом, отряхнул ладони. Бросил еще один взгляд на кривое дерево-ориентир и заходящее солнце.