Предрассветные миражи - Ника Муратова

— А второй с прибабахами, да? — уточняла я, не сомневаясь, кого причисляют к нормальной категории.

— Не знаю с чем, но к добру, боюсь, это не приведет, — многозначительно заключила мама, глядя в мои упрямые глаза.

— Ну и пусть. Зато я буду счастлива!

— Что ты хочешь сказать, что брату твоему это не грозит?

— Не знаю. Откуда мне знать, что для него значит быть счастливым? Может, сидеть в душном кабинете целыми днями и строчить бумажки для шефа и есть предел его мечтаний, откуда мне знать? Если так, то тогда он точно будет счастлив. О да! — добавила я, сделав паузу и нарисовав перед собой картинку, на которой Андрей сидел, склонившись над бумажками. — Тогда он, несомненно, будет счастлив. Но если не это его мечта, тогда его несчастье будет на вашей совести!

Звучало патетично, согласна, но именно так я и думала. Какое-то шестое чувство или просто сестринская солидарность подсказывали мне, что не уживется Андрей в готовящихся для него рамках.

— А почему это ты считаешь, что мы делаем его несчастным?

Ах, мама! Не хотела ты видеть очевидного. Родительское тщеславие затуманило вам с отцом глаза. Хорошо хоть, что я на вашу удочку изначально не попалась.

— Да потому, мама, что вы хотите сделать его стандартным человечком, а он способен на гораздо большее.

— Ты смешиваешь понятия «стандартизация» и «благоразумие». Это не одно и то же. Почему добиваться чего-то в жизни, учиться, делать карьеру — для тебя плохо? Просто ты свою лень этим прикрываешь.

Замечание про лень я пропустила мимо ушей, дабы не начинать давний и горячий спор. Мама любила передвигать стрелки на меня, особенно в тех случаях, когда не знала, что ответить.

— Вот что интересно, — озвучила я свои размышления, — почему практически во всех романах героини, интересные героини, я имею в виду, всегда отличаются неблагоразумием, неправильными поступками, кривой линией жизни, порочностью даже порой. И все знают, что именно такие женщины, да и мужчины, интересны, именно таких любят, такие добиваются в жизни чего-то экстраординарного. Так?

Мама молчала, ожидая продолжения моего выступления.

— И почему тогда, — вдохновенно распалялась я, — родители усиленно воспитывают в своих чадах серость, благоразумие, стандартность, запихивают их в рамки, делают из них фрагмент толпы, а не личность. Почему, скажи?

— Потому что если дать вам, бестолковым, полную волю, вы миллион раз упадете и разобьете себе голову там, где нам, взрослым и умудренным опытом, уже известно, что надо поостеречься. Вот станешь матерью, поймешь, о чем я. Только дураки учатся на своих ошибках…

— А умные учатся на чужих, — закончила я миллион раз слышанную фразу.

— Ай, сейчас тебе бесполезно об этом говорить. В одно ухо влетает, в другое вылетает. — Мама махнула рукой с тем же выражением лица, с каким смотрела на неудавшийся пирог.

Я вздохнула. Спорить с мамой было бесполезно. И как бы я ее ни любила, характеры у нас как были несовместимы изначально, так и остались по сей день. Правда, это не мешает нам общаться и поддерживать хорошие взаимоотношения. Благодаря ее усилиям, конечно. Если бы это зависело только от меня, у меня никогда бы не хватило терпения и мудрости вовремя тушить пламя наших разногласий. Частенько буфером выступал Андрей. Если он видел, что обстановка накаляется до неразумных пределов, сразу же вставал между нами. Ему удавалось и меня смягчить, и родителей уломать не давить на меня слишком сильно. Почему он это делал? Не знаю. Возможно, потому что подспудно он соглашался со мной. Я всегда подозревала о наличии в его душе секретных лабиринтов, где он прячет мечты о невероятных приключениях, поисках кладов, раскопках, мечты о мирах, которые он еще не видел.

Он всегда увлекался географией и историей. Я, интересующаяся больше окружающей меня реальностью, не совсем понимала, что может быть такого интересного в событиях, заросших плесенью. Или в теориях, существование которых никем не доказано. Андрей, похоже, загорался только от одной мысли, что он смог бы отыскать, распознать, доказать какую-нибудь из этих ветхих идей о существовании неизведанного. Впрочем, с возрастом и благодаря усилиям родителей Андрюха запрятал эти помыслы далеко-далеко, ударившись в учебу, карьеру, поставив перед собой цель — стать известным дипломатом.

Люблю я его, братца своего. Несмотря на то что я всегда была черной овцой в семье, а он — белой, я его никогда не ревновала к родителям. Да и как его можно было ревновать, если для меня он делал все, о чем бы я его ни попросила. Даже прикрывал, когда я, вместо того чтобы готовиться к экзаменам, сбегала с друзьями в кино. Папочка наш никогда не бедствовал, а потом и вовсе разбогател. Меня это почему-то совершенно не тронуло. Наоборот, повинуясь духу противоречия, я наотрез отказалась переходить в более престижную школу, одевалась нарочито небрежно, а когда встал вопрос о поступлении в институт, вообще сбежала из дому, рассорившись в пух и прах с родителями на почве того, что не хотела ни за что никуда поступать. Вернули меня, голубку, быстро, но зато обещали оставить меня в покое. Опять-таки благодаря Андрюхе. Не знаю, как именно все утряслось, но знаю, что он им даже пригрозил тоже бросить учебу, если меня не вернут домой. Вряд ли бросил бы, конечно, но угроза возымела свое действие.

— Собирайся, поехали. — Я тогда пятый день сидела у подруги, к полному неудовольствию ее родителей, и Андрей в качестве посланника приехал забирать меня.

— Не поеду, — забившись в угол кровати, пробурчала я.

— Дурная ты, Женька. Ну что ты все на рожон лезешь? Разве нельзя все уладить спокойно, без истерик и ультиматумов?

— Я пыталась. А они, они… — Я всхлипнула. По правде говоря, мне тогда уже и самой надоело мозолить глаза чужим людям, но ни денег, ни одежды у меня не было, и податься никуда больше я не могла. А вернуться упрямство не позволяло.

— Ну что — они? Чего ревешь-то? Пойдем, а там уже разберемся. — Андрей обнял меня за плечи, и мне в момент стало спокойно и хорошо. Ему я верила.

— Я вернусь, а они опять меня на какую-нибудь филологию-политэкономию уговаривать начнут. А я даже слышать не хочу!

— Не начнут.

— Начнут!

— Нет. Я же сказал, значит, не начнут. Разве я тебя обманывал когда-нибудь?

Это было правдой. Не обманывал. И я поплелась к машине, где сидели отец с матерью. Мы хмуро взглянули друг на друга и поехали домой. Это уже потом я узнала, как Андрей добился успехов на этих знаменательных переговорах.

Что бы