Нерушимый 6 - Денис Ратманов

повышена, и я могу наболтать лишнего.

— Что за чушь! Состав участников утвержден. Точка. Даже Денисов будет участвовать.

— Это правда очень серьезно. Я могу навредить. Пусть Кокорин вместо меня идет, ему только в радость.

Марокко прищурился:

— Если сольешься — об основном составе забудь.

Глава 24

Как на войне

Небольшой зал был полон. За длинной трибуной расположились Марокко, я, мрачный Денисов и Антон Бако, единственный цветной динамовец. Переводчиком-синхронистом был Аксель, стоявший возле Марокко. До начала пресс-конференции осталось две минуты, зал гудел, щелкали фотоаппараты, переругивались операторы, деля территорию.

«Не болтать. Не язвить. Отвечать односложно», — программировал себя я.

Надеюсь, я не буду интересен журналистам, пусть Антон и Денисов отдуваются. Хотя за Игоря я тоже переживал: он не привык лицемерить.

Мой взгляд скользил по лицам, надолго ни на ком не задерживаясь, пока в последнем восьмом ряду с краю я не обнаружил Энн, которая улыбнулась, когда поняла, что замечена, и помахала рукой. Сердце пропустило удар, как будто мне было не все равно. Или это от предчувствия того, что меня вот-вот будут вербовать?

— Здравствуйте, дамы и господа! — чуть ли не прокричал в микрофон Аксель по-английски, и воцарилась тишина.

Денисов немигающим взором уставился в зал, напрягся, как боксер перед поединком. Антон, напротив, был расслаблен, глаза его горели.

— Всем известно, что 25 июля состоится главное спортивное событие месяца. Сегодня у нас в гостях «Динамо», легендарная команда из СССР, которая проведет товарищеский матч с нашими «Рейнджерс». Присутствуют: главный тренер «Динамо» Максим Романович Костенко…

Марокко встал, кивнул — зал зааплодировал.

— Вратарь команды Александр Нерушимый.

Я поднялся и поприветствовал собравшихся, подняв руку.

— Капитан «Динамо», опорный полузащитник Игорь Денисов.

Громыхнув стулом, Игорь встал, кивнул. Зал загудел, аплодировали ему нехотя.

— И нападающий Антон Бако!

Антон белозубо улыбнулся, помахал рукой, сорвал аплодисменты и заулыбался еще шире — парню вскружило голову внимание.

— А теперь вопросы!

Вверх взметнулись десятки рук. Аксель указал на молодого араба в самом конце зала.

— Айвон Джонс, — представился он. — «Гринок Телеграф». Вопрос Игорю Денисову. Что вы такого сказали Джону Задзисаю, что спровоцировало драку.

Денисов сжал челюсти, покосился на Марокко и процедил:

— Сейчас и не вспомню. Это было сказано в порыве гнева после того, как Джон применил по отношению ко мне грубое физическое воздействие.

— Джон уверяет, что вы назвали его грязной тупой гориллой и ниггером.

Денисов закатил глаза и развел руками.

— А он вам не сказал, каким эпитетом наградил меня первым? А то я не помню — в порыве гнева такое случается.

Вопрос загнал араба в тупик, он смолк, и право слова перешло к молодой журналистке.

— Игорь, считаете ли вы себя расистом?

— В СССР нет расизма, — ответил Денисов. — Мы не делим людей на расы, только на хороших и плохих.

Он злился, очень злился, хотелось отодвинуться от него, чтобы ненароком током не ударило.

— Я беседовала с Джоном. Он сказал, что вы назвали его грязным ниггером.

— Молодой человек утверждает, что — гориллой, — парировал Денисов. — Спросите у Антона Бако, есть ли у нас расизм или нет.

Антон потер руки и с радостью разразился спичем, что его все любят, у нас в стране нет гетто для цветных, иностранцев и бездомных и все равны, чем заставил зал ненадолго замолчать.

Аксель передал слово толстой негритянке:

— Мистер Нерушимый, а что ты скажешь о расизме?

— Скажу, что ваш брехливый Задсисян и есть расист, — брякнул я и, сообразив, что меня несет, быстро переключился, спросил у женщины уже по-английски: — А лично вам приходилось сталкиваться с расизмом здесь?

Она разинула рот и растерянно захлопала глазами. Энн эмоций не выказала. Вот же твари лицемерные! Марокко кашлянул и глянул злобно. Ну, я предупреждал!

Слово взяла похожая на моль женщина средних лет, седая, коротко стриженная, в сером костюме.

— Александр Нерушимый, будете ли вы играть в основном составе?

— Да, — кивнул я, — надевайте килты и готовьтесь к завоеванию.

Черт! Хорошо, они не знают этот анекдот. Или знают, вон как лица вытянулись? Марокко побагровел, я наклонился к нему и шепнул:

— Перехватывайте слово.

Но, слава богу, меня больше ни о чем не спрашивали.

Когда все закончилось, в коридоре Марокко прижал меня к стене и прошипел, не стесняясь посторонних:

— Ты что это устроил?!

— Я предупреждал. Это нервное и не специально, — ответил я.

— Накрыло, да? — поинтересовался проходивший мимо Денисов — я кивнул, и он обратился к Марокко: — Он и правда не виноват.

Больше тренер ничего слушать не стал, поджал губы и попыхтел прочь.

— До завтра я неадекватней… — чуть не ляпнул «тебя». — В общем, неадекват. Больше ни о чем не спрашивай.

Капитан кивнул и потопал прочь, поравнялся с идущей навстречу Энн, что-то сказал и указал на меня кивком. Наверное, посоветовал держаться подальше.

Девушка выглядела обеспокоенной, подошла ко мне.

— Что-то случилось?

— Тебя так впечатлила моя постельная техника, что… — я еле заставил себя смолкнуть. — Прости. Я сегодня несу чушь…

— Чушь не чушь, но наглую журналистку здорово осадил. И Задсисян… это было забавно.

— Если тебе нравятся шутки худшего в мире юмориста, значит, с юмором у тебя беда.

Ну вот опять! Другое же хотел сказать! Я взял ее руки, чуть сжал.

— Мне лучше закрыться в номере и сегодня никому не показываться на глаза. Завтра пройдет. Это от утомления, как… приступ эпилепсии, только не эпилепсия.

Она кивнула, отступила на шаг.

— Тогда до скорой встречи.

Я не удержался, считал ее намерения: она хотела со мной уединиться. Причем хотела — как женщина, а не как агент. Я ей действительно нравился.

Закрывшись в номере, я лег спать в полдесятого. А утром проснулся нормальным человеком, готовым покорять Глазго, и вместе со всеми отправился на экскурсию.

В той реальности, я читал, рассвет города пришелся на середину двадцатого века, потом начался упадок. Здесь же, похоже, промышленный город чувствовал себя получше.

На стадион мы ехали минуя центр, потому первое впечатление о городе сформировалось ложное. Да, это не вполне Англия, точнее, совсем не Англия, а какая-то Скандинавия, если судить по центру, а точнее, главной пешеходной улице Бьюкенен-стрит. Белых домов практически нет, все они из сероватого камня или красного песчаника, украшены башенками, шпилями, угловатыми колоннами, лепниной. На первых этажах — кафе, магазины, сувенирные лавки, причем почти все они гармонично вписаны в старинные здания. Вспомнился центр Михайловска: все гораздо проще, но душевнее, там тепло, в то время как здесь красота чуждая, готическая. Правда, чужим я себя ощущал меньше, чем в том же Лондоне.

Когда-то здесь ходили двухэтажные трамваи, жаль, они сохранились только в музее.

Эта часть города чем-то напомнила Ригу, только улицы пошире. В Глазго было много арабов, куда больше, чем выходцев из Африки, а еще мы встретили русское кафе «Beryozka», и Штирлиц