Наивны наши тайны - Елена Колина

Аврору. — Наша дама очень начитанна и прекрасно знает, что тот, кто настойчиво предлагает все выяснить, и тот, кто ни за что не хочет ничего выяснять, обычно вызывают подозрения, но оказываются ни при чем, а вот настоящий преступник обычно молчит... Кто у нас сидит тихо? Мариша, Кирочка, Ира?. Да, я тоже под подозрением — преступник часто натужно веселится...

Аврора, казалось, потеряла способность воспринимать иронию. Взяв стул, она уселась в ногах у бывшего тела, и остальные, словно нанизанные на ниточку бусинки, потянулись за ней и расселись вокруг Кати. Обнаружив себя в центре событий, Аврора потихоньку, с крайне невинным видом, принялась пятиться на своем стуле, пока не оказалась вне кружка, как бы наблюдая за всеми со стороны.

— Все мои версии потерпели крах, — в пространство, ни к кому особо не обращаясь, произнесла она. — Я могу честно сказать, что в данный момент я просто не имею представления, кто пытался отравить Катю...

— Никто меня не травил, — раздался из-под одеяла Катин голос. Она села на диване, закутавшись в простыню как привидение, — я сама отравилась.

— Деточка, что ты говоришь? — вскричала Аврора. — А как же Digitalis purpurea, сердечные гликозиды с дигитоксином?..

— Придется тебе все нам рассказать, — строго произнес Игорь.

Катя потупилась. Она не виновата. Она просто боялась. Всего. Боялась ехать с вокзала в дом с зеленой крышей, боялась вернуться — просто купить билет на поезд и вернуться домой. Она долго бродила по вокзалу, то выходила на улицу, то вставала в очередь в кассу за обратным билетом, ела вокзальные пирожки. Наконец решилась и отправилась в путь к дому с зеленой крышей. От волнения и от пирожков у нее ужасно разболелась голова.

В дом она приехала уже совершенно больная. Стеснялась Маришу и боялась Кирочку, стеснялась есть за столом и боялась не есть. Стеснялась попросить таблетку... Она металась по дому, надеясь найти какое-нибудь лекарство, зашла в ванную на первом этаже, заглянула в шкафчик. Подушилась духами — такой розовый флакончик, она совсем чуть-чуть прыснула, ничего?..

Катя виновато взглянула на Ларису.

Потом ей стало совсем плохо, и она не помнит, что было дальше... Когда она пришла в себя, рядом с ней сидела Аврора.

Аврора стала так подробно расспрашивать, что она пила, из какого бокала, из какой чашки, что ей было неловко признаться, что она разлила отвар. Еще сильней она испугалась, когда поняла, что этому придается такое значение.

Ну а потом побоялась признаться. И немножко, совсем чуть-чуть, ей нравилось, что Аврора так с ней носится, оберегает ее.

Она же ничего плохого не сделала, верно? Все равно никто ее не травил!..

— Погоди, боязливая ты наша, ну а метрика-то у тебя настоящая? Или ты ее сама на вокзале нарисовала? — поинтересовался Игорь.

Мариша высунулась из-за розовой медвежьей головы и тоненько пропела:

— Ходит тут всюду, пузырьки наши прячет, духами нашими душится...

— А я в этом доме куда хочу, туда и хожу, право имею, — мгновенно окрысилась Катя. — Что, не так?

— Конечно, так, именно так, милочка, — подала голос Аврора.

Подошла Кирочка, легким движением дотронулась до Катиного плеча. На ее личике впервые проступило какое-то чувство: интерес, сдержанное удовольствие, во всяком случае, что-то отличное от равнодушия.

— Я... ты... может так быть, что... вероятно... мы с тобой сестры, — прошептала она.

Катя оглядела Кирочку со странным выражением лица и, опасливо оглянувшись на Маришу, вздохнула так громко, словно набирала побольше воздуха перед тем, как нырнуть в глубину.

— Мы с бабушкой ничего плохого не хотели. Мама умерла, а я думала-думала и придумала. Если уж есть отец, пусть он мне поможет, правда?!

Запинаясь и помогая себе междометиями и жестами, Катя повела свой рассказ, и если опустить бесконечные «да-а, вот, это самое, вообще», ее коротенькая история выглядела незамысловатой и печальной, как зачастую выглядят истории про чью-то чужую жизнь.

...А разве кто-нибудь из вас знает, как славно жить в городке с красивым названием Юрьев-Польской? Юрьев-Польской — старинный русский город, где есть собор с золотым куполом — красота. На наружных стенах собора барельефы со странными животными.

Со слов путешественника, побывавшего в Индии, старый мастер попытался изобразить слона. Но поскольку сам мастер никогда не видел слона, то просто не смог представить себе, что на свете живет лысое животное, и на всякий случай одел слона в медвежью шкуру. Слон

вышел с бивнями и хоботом, но мохнатый. И вот, совершенно случайно, у мастера получился вылитый мамонт, которого он тоже никогда не видел. Интересно, правда?

Все, кроме Мариши, кивнули, — правда, интересно.

Рядом с собором монастырь. Там летом цветут розовые цветы. От монастыря ведет центральная улица, на ней рынок с деревянными рядами, за ним книжный магазин. Маленький, меньше, чем эта гостиная. На прилавке обычно выложено книг десять-двенадцать, среди них обязательно про садоводство и огородничество. В магазине специальный книжный запах — пыль, книги — не передать, какой чудесный! Когда Катя приехала в Питер, она на вокзале сразу же зашла в застекленный книжный магазин — и оказалось, что там совсем по-другому пахнет, не притягательным книжным запахом, а мокрой тряпкой и кислой едой. Так что в городке Юрьеве-Польском не все было плохо. Тем более в книжном магазине на прилавке всегда стояла такая крутящаяся коробка с лотерейными билетиками. Можно выиграть книжку. Дело тут вовсе не в выигрыше, просто... ну, неважно.

Так вот, если с центральной улицы у моста повернуть налево и пройти сто метров — как будто попадешь в другой мир. То есть, если живешь в Петербурге, кажется, что это другой мир, а если в городке, то очень даже не другой, а самый обычный мир: окоселые домишки (Катя так и сказала — окоселые, а не покосившиеся), грязь вековая, заборы поломанные, окна заколоченные. В их с мамой домике было самое красивое окно — там висела кружевная занавеска с незаметной дыркой в левом углу и стоял горшочек с геранью.

— А моя мама была святая, — без нажима сказала Катя, как говорят о самых обычных вещах.

Мама работала в музее, занималась... Катя забыла, как точно называлась ее тема, что-то про историю городка и собора. Отпуск мама проводила в монастыре, помогала косить, за цветами ухаживала.

Заунывная хлюпающая, чпок-чпок, грязь осенью, жаркий запах горелых семечек летом, мама все это любила. Но что же делать, если она была святая, а Катя — нет, не святая.

Нормальная, как все, не хуже, к примеру, Мариши... Как все это можно было любить? Кате хотелось жить где-нибудь в другом месте — в Москве, в Париже, во Владимире — все-таки районный центр — все равно где. А в городок приезжать на каникулы. В городке Юрьеве-Польском Катя чувствовала себя в точности тем старым мастером, что поместил вымышленного слона в центр барельефа. Мастер никогда не видел слона, а она никогда не видела ничего, кроме своего родного городка, и не хотела, чтобы жизнь была для нее частично настоящей, частично вымышленной, как слон: с взаправдашним хоботом, но мохнатый.