Проект "Пламя" - Юрий Козловский

Когда Жуковский увидел Лейлу и свою дочь, было уже поздно что-то предпринимать. Самолет уже оторвался от земли и набирал высоту. Не будь этого, разъяренный Сергей вышвырнул бы обеих из салона.

— Господи, да что же это такое? — возмущенно выговаривал он Лейле. — Ну ладно, эта соплюшка, у нее еще ветер в голове, но ты-то должна понимать, что такое дисциплина!

Настя молчала и прятала лицо, чтобы отец не увидел на ее лице улыбку, которую она не могла скрыть, как ни пыталась. А Лейла с невозмутимым видом выслушала Сергея и спокойно ответила:

— Я отлично знаю, что такое дисциплина, но также хорошо знакома с понятием долга. Формально ты не член ордена и не можешь отдавать мне приказы. А я миссионер со стажем больше столетия и принимала участие во многих опасных операциях. Ты знаешь, что я долго работала за границей, в том числе и в Каире, причем совсем недавно. В тамошней полиции у меня полно знакомых. Поэтому не исключаю, что вдвоем с Настей мы сможем сделать то, на что не способны вы все вместе. Ты не подумал об этом? Кроме того, как ни неприятно это говорить, но если мы не справимся с задачей, то среди пирамид будет безопаснее, чем в России.

Вспомнив про оставшуюся дома Веру, Жуковский прикусил язык. Лейла была права в том, что останавливать Фотиева нужно, не считаясь с потерями. Он пробурчал:

— Чтобы на рожон не лезли! Будете держаться за нами. И откуда вы только здесь взялись на мою голову?

— А это было вовсе не трудно! — наконец открыто улыбнулась Настя, не обидевшись даже на «соплюшку». — Пока вы там бомбу разыскивали, мы отвели глаза охране и нашли чартер до Каира. Такой оказался всего один, вот мы и ждем вас здесь уже полтора часа.

До Каира оставалось меньше часа полета, и Жуковский снова принялся прощупывать пространство. Баркова он обнаружил быстро, в районе пирамид, но Фотиева нигде поблизости не было. Сергей расширил круг поиска, но безрезультатно. А ведь этого не могло быть, не мог Иван Матвеевич находиться где-то далеко, слишком острым было ощущение опасности.

Он снова вернулся мысленным взглядом в Гизу и увидел, что за это время Барков исчез из поля зрения. Только что был — и вдруг не стало! У Сергея появилось смутное подозрение, через несколько минут сменившееся полной уверенностью. Как раз в этот момент Фотиев, используя силовые линии, коснулся ментальным взглядом его сознания. Но связавшая их невидимая нить оказалась с двусторонней проводимостью, о чем Иван Матвеевич не подозревал, и Жуковский не преминул это использовать. Ему удалось внушить Фотиеву, что самолет долетит до Каира только через два с половиной часа. Это давало их команде фору по времени, но никак не снимало всех проблем, потому что в любом случае Иван Матвеевич успевал к «центру управления» раньше.

Зато теперь Сергей знал и про убежище Фотиева, и где следует ожидать его появления. И не ошибся. Через некоторое время Иван Матвеевич вышел из пирамиды, не замеченный охранниками, сел в машину и поехал в сторону кладбища. Теперь он даже не прикладывал усилий, чтобы оставаться незамеченным, и Сергей понял, что противостояние вступило в открытую фазу.

— Что-то случилось? — спросила Лейла, заметив напряженное лицо Жуковского.

Поняв, что ему не следует держать соратников в неизвестности, Сергей быстро ввел их в курс дела, акцентировав внимание на том, что у них катастрофически не хватает времени. Услышав это, Лейла вызвала бортпроводника и поинтересовалась у него, есть ли у экипажа связь с полицией аэропорта. Услышав утвердительный ответ, она прошла в кабину летчиков. Вернувшись, сообщила:

— Прямо к трапу для нас подгонят автобус, из аэропорта выпустят без досмотра и других формальностей и до места довезут с ветерком. Какое-то время мы на этом сэкономим.

Жуковский благодарно кивнул, но не стал ничего говорить, стыдясь своей недавней вспышки. Что бы он сейчас сделал, так это увеличил скорость самолета вдвое, втрое, но увы…

Когда самолет коснулся колесами бетона посадочной полосы, Фотиев был всего в трех километрах от цели. И тут произошло то, что при всем своем могуществе он никак не мог предвидеть. Раздался сильный хлопок, и его машину резко повело вправо. Только отменная реакция Ивана Матвеевича предотвратила падение автомобиля в кювет. Остановившись, он вышел из машины и обнаружил, что правое переднее колесо разорвано. Фотиев не стал гадать, что послужило этому причиной — пойманный гвоздь или вылезший из покрышки корд, а вытащил домкрат и приступил к смене колеса. Но тут его ждала неудача. Видимо, на взятом напрокат автомобиле давненько никто не менял колес, потому что гайки откручивались с огромным трудом и страшным скрипом. А когда разорванное колесо в конце концов было снято, оказалось, что запаска не подходит по отверстиям…

Проклиная нерадивых работников гаража, Иван Матвеевич бросил машину и быстро зашагал по дороге. Старое кладбище не входило в число туристических объектов, и машины здесь ездили нечасто. А в это позднее время на попутку и вовсе нечего было рассчитывать.

Жуковский видел все яркие эмоции Ивана Матвеевича, но, в отличие от него, испытывал совсем другие чувства. Каждая, даже маленькая задержка Фотиева давала им лишний шанс.

И еще ему казалось, что за ним кто-то внимательно наблюдает. Наблюдает не один человек и не с одной точки. Кто-то очень могущественный и далекий. Это ощущение занозой сидело в его сознании, но сейчас некогда было анализировать смутные чувства. Поэтому Сергей отогнал от себя мешающие мысли и постарался сосредоточиться.

За тысячи километров от плато Гиза, в высокогорном гималайском монастыре, на простой соломенной циновке сидел очень старый человек. Циновка была расстелена в центре большого зала в круге, выложенном отполированным светлым камнем. С этого места старик мог проникать мысленным взором практически в любую точку планеты. Сейчас его взгляд был обращен к далеким египетским пирамидам. И даже он, давно не испытывавший чувства удивления, был поражен тем, как молодому русскому с такой легкостью удалось почувствовать его взгляд.

Старик знал, что не только он наблюдает за русским. Сейчас за ним следили и те таинственные люди, однажды вступившие с ним в связь. Это по их настоянию старик удалился от дел и уединился в дальнем монастыре. Кажется, русский был именно тем человеком, появления которого они так давно ждали. Старику хотелось, чтобы они, невидимые и всемогущие, вмешались в ход событий, но он понимал, что этого не будет. Любое подобное вмешательство потянет за собой длинную цепь далеко идущих последствий. Этот удивительный русский парень должен был справиться сам, и никто не мог вмешиваться ни в его судьбу, ни в судьбу мира…

Оставшись один, Борис Барков решил исследовать помещение, в котором оказался. Полная тишина, мрак и одиночество ничуть не угнетали его. К тишине и одиночеству он привык в Сибири, а в темноте великолепно видел.

Стены камеры, как, наверное, все помещения предков, были покрыты рельефными изображениями. Подойдя ближе, Борис присмотрелся к женской фигуре, вытесанной в камне с таким искусством и выразительностью, какими мог владеть только истинный гений. Но, кроме общего эстетического впечатления, производимого изображением, каждая мелкая деталь, каждый завиток, в изобилии покрывающие стены, были знаками древнего языка и несли определенный смысл. Увы, как ни всматривался Барков, этот смысл ускользал от него, оставляя лишь смутное впечатление чего-то важного, но недосказанного.