Государственный киллер - Михаил Серегин

– Какое совпадение! – не удержалась от язвительного восклицания Инна.

– Никакого совпадения. Просто сегодня день рождения Пушкина, все с ног сбились, что бы еще такое выдумать, – с нескрываемым раздражением проговорил Григорьев. – Вот и решили приурочить этот конкурс к всенародному юбилею. В общем, один Александр Сергеевич празднует день рождения, другой Александр Сергеевич его патронирует.

Влад улыбнулся и подумал, что капитан представляет собой редкий тип работника спецслужб: наделенного чувством юмора.

– Я так думаю, у вас есть навыки работы в охране? – спросил у него Дмитрий. – Тем более если вы действительно из спецназа ГРУ, куда, я так думаю, случайные люди не попадают.

– Да, конечно.

– Мои люди принимают участие в обеспечении безопасности сегодняшнего вечера. На нем, без сомнения, будут и генерал Костров, и Никольский, а возможно, что и Маметкулов.

– Да, он любитель поглазеть на этих шалав! – перебила его Инна с каким-то самоупоенным жестоким сарказмом.

– Я могу устроить так, что вы, Владимир, будете одним из охранников, – продолжал Григорьев. – Но только все происходящее – под вашу ответственность. Если произойдет какой-то эксцесс и случится так, что вас задержит секьюрити маметкуловского заведения, я ничем не смогу вам помочь. Если же вам удастся добыть веские улики, тогда… будет совсем другая опера, – веско закончил Григорьев.

– Ну что, старый вертихвост, торкни свой перец, авось заработает, – иронически крикнул Фокин через всю съемочную площадку Константину Макарычу, уже обряженному в поповское одеяние и загримированному под духовное лицо России прошлого века – с окладистой бородой, длинными волосами и зачем-то посыпанной мукой морщинистой физиономией. – Или там по сюжету поп – импотент?

– Да уткни хавало, ирод, – отвечал дед, немало озадаченный тем положением, в которое он угодил на старости лет. – Где этот Никольский был со своими бабами в пятидесятом году?

Про внука Константина Макарыча нельзя было сказать, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Для лучшего вживания в роль по его настоятельной и сопровождающейся умильными гримасами и свирепым взглядом просьбе новоявленному артисту было позволено пропустить два стакана водки, и теперь он недоумевал, как же до сих пор не вступил на благодатное поприще кинематографии. Никольскому и главному оператору Вороненкову хватило буквально пяти минут просмотра, чтобы понять, какое актерское дарование закатилось в их контору.

Особенно радовался Вороненков, потому как Иван Ильич в кои-то веки обрел благодарного собутыльника в лице отца Велимира.

– Кстати, Сергей Иваныч, а что это у вас в третьей келье валяется труп, то есть уже его скелетная основа? – гаркнул он в лицо Никольскому.

Тот только поморщился от окатившего его винно-водочного шквала, а ответил Маметкул, как всегда, торчавший поблизости:

– Он в свое время задавал слишком много вопросов. Вот как ты сейчас.

…Съемочная площадка была оснащена и декорирована столь мастерски и красочно, как только возможно для малобюджетного фильма подобного профиля. Никольский не без основания собирался выставлять один из своих порношедевров на альтернативном Каннском кинофестивале, в котором по конкурсу проходили произведения именно такого содержания.

Разумеется, ни о каком сохранении пушкинского сюжета не могло быть и речи. Из всей действующих лиц наиболее архаично смотрелся, разумеется, поп Константин Макарыч, а вот работника Балду – Фокина обрядили нарочито бутафорски, в лапти, вышитую русскую сорочку, подпоясанную бечевкой, поверх сорочки – засаленная телага, а на голове у Афанасия – грязная шапка-ушанка.

– Ты похож на русского космонавта, который в «Армагеддоне» летал на орбитальной станции, – сказал Никольский, – это хорошо… на Западе такое ценят.

– Ага, – подтвердил Вороненков, который в связи с началом съемки был уже сильно навеселе. – П-похож.

Первой сценой по режиссерскому плану должна была стать групповая ударная вахта с участием работника Балды и трех «чертих», маленького «чертенка», а также «старого черта», которого играл коротенький трясущийся человечек с воспаленными глазами, профессиональный актер, каждый жест которого был непререкаемо и невероятно смешон.

– Евгений Павлович Леонов говорил мне, что я мог бы заменить его в советской комедии, – прикуривая трясущимися ручками сигарету, говорил он Фокину, – я, это самое… рассматривался на его роль в «Джентльменах удачи»…

Разумеется, врал он как сивый мерин, но никто ему не противоречил, Вороненков кивал и улыбался, а Маметкулов хлопнул по плечу и предложил не валять дурака и гримироваться.

…Съемка сцены шла полным ходом. Нельзя сказать, что Фокину не нравилось играть в ней заглавную роль, потому как в роли «чертих» выступали весьма миловидные девушки, формы одной из них, без сомнения, приобрели свою нынешнюю пышную конфигурацию не без внедрения силиконовых протезов.

И в тот момент, когда Фокин заявил, что ее, то бишь силиконовой «чертихи», груди на ощупь напоминают пластиковые бутылки для минеральной воды «Святой источник», примостившийся к красавице сзади и вовсю усердствовавший «Леонов» вдруг захрипел и, схватившись за сердце, упал на пол прямо под стойки осветительной аппаратуры.

– А-а-а… – простонал он и, несколько раз дернув правой рукой, застыл на полу в неестественной и страшной позе.

– Врррача! – заорал Вороненков, отскакивая от кинокамеры. – Господи Иисусе, етит твою мать, да что это?

Никто не обратил внимания на забавное сочетание в одной фразе имени Иисуса Христа и матерного ругательства. Групповая сцена распалась, Фокин буквально отшвырнул от себя партнершу и подскочил к упавшему, а потом бросился со съемочной площадки, вопя во всю мощь богатырских легких:

– Врррача, скоты!

За отцом Велимиром понеслись два охранника, которым было велено не спускать с него глаз. Представьте себе картину: по коридору, неистово крича, бежит совершенно голый мужчина с еще не опавшим «орудием производства», а за ним топают еще двое и орут:

– Стоять, бля!

…Комедия комедией, но врач установил смерть от инфаркта и обнаружил почти смертельную дозу синтетического стимулятора первитина в крови. Актер был дееспособен как мужчина только под лошадиной дозой синтетика…

Никольского и Маметкулова к тому времени уже не было на месте. Боссы отбыли в областной центр, на патронируемый их фирмой конкурс красоты «Хрустальная корона Великой Волги».

– Старик начинает нам не доверять, – сказал Никольский, убирая трубку от уха. – Боюсь, что уже просочились слухи и о некоторых издержках производства, и о том, что Инна присутствовала в монастыре, скажем так, не совсем по своей воле.

Они сидели в салоне белого «Мерседеса-500», того самого, на котором Маметкул разъезжал по Щукинскому. «Мерс» стремительно двигался по направлению к Ульяновску, где через два часа в Театре оперы и балета должен был состояться финал конкурса красоты, приуроченный к юбилею Пушкина.