Джек Ричер, или 61 час - Ли Чайлд

Территорию освещали огромные перевернутые вниз металлические чаши, собранные в группы по четыре, с мощными лампами внутри. Через каждые сто футов стояли сторожевые башни, высокие сооружения на широко расставленных опорах, со специальными прожекторами, направленными на кабины, и ведущие к ним мостики. Из-за лежащего повсюду белого снега свет был ослепительным. За оградой находился трехсотъярдовый, залитый ярким сиянием заснеженный двор, в центре которого располагалось гигантское скопление бетонных зданий. Они занимали площадь большого поселка или маленького города. Внутри и снаружи зданий горел свет. Вдоль фасадов шли маленькие ряды окон, напоминающие иллюминаторы на борту корабля. Крыши покрывал снег, похожий на толстое белое одеяло.

— Дареный конь, — сказал Петерсон. — Дойная корова.

— Впечатляет, — заметил Ричер.

Так и было. Огромный тюремный комплекс занимал сотни акров. Бескрайний бассейн яркого света на фоне темной прерии делал его похожим на космический корабль инопланетян, зависший над землей, не знающий, совершить ли посадку или улететь отсюда подальше в поисках более гостеприимных мест.

Дорога переходила в широкую квадратную площадь перед главными воротами. Вдоль ее края находились автобусные остановки и урны. Петерсон проехал мимо них. Ворота представляли собой туннель из стен и колючей проволоки в качестве потолка, достаточно высокий для тюремных автобусов и широкий для двух полос — одной для въезда, другой для выезда. На каждой линии имелось трое ворот, образующих два огороженных участка. Петерсон въехал в первые, и они тут же закрылись. Их автомобиль оказался между двумя закрытыми воротами. Из двери появился тепло одетый охранник, посмотрел на них, вернулся обратно, и ворота впереди открылись. Петерсон продвинулся вперед на тридцать футов. Затем повторилась та же процедура.

Когда открылись последние ворота, Петерсон направился дальше к зданиям, находящимся на оживленной улице, снег на которой был утоптан множеством ног и проехавших машин. Очевидно, автобусы высаживали посетителей сразу за последними воротами. Ричер представил женщину и ребенка, которых видел в кафе, в накинутых на плечи одеялах из мотеля. Сначала они брели по снегу к далеким зданиям, потом возвращались обратно.

Петерсон припарковался как можно ближе к входу для посетителей. За дверью находился пустой и печальный казенный вестибюль с влажным линолеумом, выкрашенными в зеленый цвет стенами и лампами дневного света на потолке. Здесь стояла рамка рентгеновского контроля и металлодетектор, а также маявшиеся без дела трое охранников. Петерсон их знал. Они его знали. Через минуту Ричера провели через боковую дверь в помещение для дежурных охранников. Новое здание, но комната выглядела не слишком чистой и ухоженной. Здесь было жарко, пахло старым кофе, новым потом и дешевой формой из полиэстера. Почти все место занимали пять стульев и письменный стол с компьютером. Охранник включил его, ввел пароль и вышел из комнаты.

— Федеральная тюрьма, федеральная база данных, — сказал Петерсон.

Оказалось, что он не слишком хорошо в ней ориентировался, и ему пришлось немного помучиться, прежде чем он обнаружил то, что искал. Он поджимал губы, что-то ворчал себе под нос и качал головой. И все же наступил момент, когда он убрал руки с клавиатуры, откинулся на спинку стула и стал читать.

— Сначала все то же самое, — сказал он. — Южноамериканец, место рождения неизвестно, точный возраст неизвестен, но предполагается, что ему за сорок; он живет в Мексике, владеет ломбардами в Чикаго, Миннеаполисе, Милуоки, Де-Мойне и Индианаполисе, подозревается в торговле наркотиками в тех же городах и содержании проституток там же.

— Что-нибудь новое? — спросил Ричер.

— Раньше мы не знали названий городов.

— А кроме этого?

— Ничего определенного. Только предупреждают, что он очень крут. Платон добрался до самых верхов, а туда не попадешь, если поешь в хоре. Здесь пишут, что он убил сотни человек. Очевидно, это необходимое требование, чтобы сделать у них карьеру. Де-Мойн не особенно впечатляет, но Чикаго — уже совсем другой уровень. Он не любитель.

Потом Петерсон снова принялся нажимать на клавиши и просматривать документы. Поджатые губы, затрудненное дыхание.

— Этот парень владеет собственным самолетом.

— Как и многие другие люди.

— «Боинг 737». Пассажирский самолет, приспособленный для личных нужд. Предположительно, приобретен у обанкротившейся мексиканской авиакомпании.

Ричер промолчал.

Петерсон прищелкнул языком и стал искать дальше.

— Он невысок, — добавил Петерсон. — Его рост всего четыре фута и одиннадцать дюймов.

— Правда?

— А какой у тебя рост?

— Шесть футов и пять дюймов.

— Ты выше его на восемнадцать дюймов. Это полтора фута.

— Он почти карлик, — сказал Ричер.

— Однажды один человек назвал его карликом. И пришел в себя в больнице, с отрезанными ногами.

Сьюзен Тернер вернулась в свой кабинет в Рок-Крик после долгой поездки по городу в час пик. Она припарковалась на зарезервированном для нее месте, прошла сквозь входную дверь и поднялась по каменной лестнице. Перила все еще оставались металлическими, а коридор второго этажа — узким. Пол по-прежнему устилал линолеум. Как и прежде, слева и справа по коридору находились двери с матовыми стеклами, за которыми размещались кабинеты. Ничего не изменилось с тех пор, как здесь работал Ричер. Возможно, покрасили стены, но все остальное осталось таким же. Каждый кабинет был оснащен согласно протоколу министерства обороны. В ее кабинете стояли знаменитый металлический стол, три телефона с тридцатью линиями, эргономическое кресло на колесиках, шкафы с документами и два стула с изогнутыми ножками, для посетителей. С потолка на трех цепях свисала люстра, имеющая форму чаши. В ней светилась энергосберегающая лампочка. На столе имелся компьютер с быстрым защищенным Интернетом. У нее был ноутбук с независимым беспроводным выходом в Интернет. На стене висела новая карта мира.

Она села. Никаких сообщений. Никто не пытался связаться с ней из министерства ВВС. Ричер больше не звонил. Она подключила свой цифровой диктофон в USB-порт. Допрос заключенного записался в аудиофайл. Программа распознавания голоса превратит его в письменный документ. Оба новых файла отправятся в соответствующие инстанции. В Техасе, Флориде и Нью-Йорке будут произведены аресты. Затем почти наверняка последует благодарность в приказе и рекомендация по присвоению Бронзовой Звезды.

Ричер получил Бронзовую Звезду много лет назад. Сьюзен Тернер об этом знала, потому что у нее на столе лежало его досье — старая толстая картонная папка, в которой едва помещались многочисленные документы. Она читала ее множество раз. Джек-прочерк-Ричер, родился 29 октября. Семья военного, но его карьеру нельзя назвать семейной — отец служил в морской пехоте. Мать была француженкой. Закончил Вест-Пойнт. Прослужил в армии тринадцать лет. С самого начала попал в военную полицию, что, по мнению Сьюзен, поднимало его над всеми остальными, однако у него постоянно возникали разного рода проблемы. Он говорил то, что было необходимо сказать, и его не волновало, кто находится перед ним. Он делал то, что было необходимо сделать, и его не интересовали последствия. Он срезал углы и разбивал головы. Его разжаловали в капитаны за то, что он сломал ногу гражданскому лицу. Понижение в звании — это всегда закодированное послание: пора искать себе другое место, приятель. Однако он остался и снова дослужился до майора. Величайшее возвращение всех времен. Потом его перевели в 110-й. Первый командный пост. Во многом Ричер стал основателем отдела.