Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов

На вопрос Б. В. Штюрмера, зачем России такая огромная программа, Маниковский ответил: «Для того, чтобы Вашему превосходительству не пришлось бессильно сидеть на новом постыдном Берлинском конгрессе…»39 В рабочем вопросе и в отношении к мобилизации он расходился с военным министром – генералом Поливановым. Однако эти взгляды были не так уж чужды Штюрмеру, который в это же время в разговоре с императрицей высказал мысль о желательности мобилизации промышленности. Однако, как и следовало ожидать, Дума тормозила обсуждение этого проекта40. М. В. Родзянко категорически противился различным планам милитаризации труда еще на уровне рассмотрения их в ОСО по обороне, считая, что такого рода программа может быть осуществлена только через законодательный орган41. Тем временем ряд забастовок поставил под реальную угрозу выполнение военных планов.

Алексеев, действительно ознакомившийся с письмом Маниковского, представил императору доклад о желательности проведения в жизнь программы ГАУ, фактически диктатуры, возглавлять которую должен был «Верховный министр государственной обороны». Последний должен был получить в тылу исключительные полномочия, равноценные таковым же у главнокомандующего на фронте. Вне пределов театра военных действий министру государственной обороны предполагалось подчинить, во имя наиболее полного удовлетворения интересов армии, все государственные и общественные учреждения, включая министерства. Сам диктатор был подотчетен исключительно императору42. Ходили слухи о возможности кандидатуры на этот пост великого князя Сергея Михайловича, возможно, небезосновательные, если учесть, что сама идея зародилась в недрах его ведомства. Однако представляется маловероятным, чтобы Алексеев поддержал великого князя в этой части проекта – он не был авторитетной фигурой ни для Алексеева, ни для императора. Представляется, что М. Ф. Флоринский прав, предполагая, что М. В. Алексеев дал ход записке Маниковского, имея в виду назначение на пост «Верховного министра государственной обороны» или самого себя, или кого-нибудь из своего окружения43.

Правда, на мой взгляд, в окружении генерала в Ставке человека, который мог бы соответствовать требованиям, предъявляемым подобным постом, просто не было. Естественно, что план Алексеева вызвал сопротивление со стороны премьер-министра Б. В. Штюрмера, так как его реализация фактически привела бы к ликвидации власти главы правительства. Решительно выступил против этого проекта и Родзянко. После ознакомления с документом он пообещал генералу публичное противодействие плану в Думе, а в идее рецепта посоветовал «прогнать теперешнее министерство и сделать ответственное». В результате на совещании Совета министров в Ставке 28 июня (11 июля) 1916 г. с присутствием М. В. Алексеева его план не был поддержан. Большинство министров встали на сторону Штюрмера. Было принято решение проводить централизацию управления военной экономикой в рамках существующего законодательства и правительства44.

1 (14) июля 1916 г. на утверждение императору было подано постановление Совета министров «О возложении на председателя Совета министров объединения мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла»45. Фактически это было решение о создании очередного Особого совещания министров под председательством Штюрмера, то есть правительство продолжило линию осени предыдущего года. То же самое можно сказать и о его либеральных оппонентах, но только теперь у премьер-министра появлялся еще один противник – начальник штаба Главковерха, все более вторгавшийся в вопросы внутренней политики. Тем временем Шуваев продолжал активно работать. Новый военный министр уделил больше внимания снабжению армии снарядами и артиллерией, чем его предшественник. «Вообще говоря, к началу лета 1916 г. русское военное положение улучшилось сверх всяких ожиданий любого иностранного обозревателя, который участвовал в отступлении прошлого года»46.

Если за первые пять месяцев 1915 г. армия тратила по 311 тыс. снарядов, а за тот же период 1916 г. по 2229 тыс., то при учете значительного расхода снарядов в осенне-летних боях русская полевая артиллерия все же смогла вступить в 1917 г. с запасом в 3 тыс. снарядов на трехдюймовое полевое и в 3,5 тыс. снарядов на горное орудие того же калибра. Их запас к концу 1916 г. составил 16,3 млн, а производство – до 3,5 млн в месяц. Его даже начали постепенно сокращать, так как оно с лихвой перекрывало потребности фронта – до 2,4 млн снарядов в месяц. Но разгон был велик, и к апрелю 1917 г. боезапас составил уже 4 тыс. снарядов на трехдюймовое орудие. Большой прогресс был и в снабжении фронта тяжелыми снарядами. Если в 1916 г. армия вступила с запасом 275 тыс. снарядов к 48-линейным гаубицам и 100 тыс. снарядов к 42-линейным пушкам и 6-дюймовым гаубицам, то в течение года на фронт было подано 2,15 млн снарядов к 48-линейным гаубицам и 750 тыс. снарядов к 42-линейным пушкам и 6-дюймовым гаубицам. Количество тяжелых орудий к началу 1917 г. выросло в 2,5 раза по отношению к показателям начала войны. Тем не менее запас снарядов к тяжелым орудиям всех калибров достиг 2 574 тыс., то есть более чем в пять раз больше запаса, с которым русская армия начинала войну47. Итак, результаты были, и совсем неплохие.

Несмотря на очевидность своих достижений, новому военному министру не удалось избежать непопулярности. Николаю II был нужен «посредственный человек», узкий специалист, он его и получил. Если предшественник Шуваева слишком активно увлекался политикой, то сам он был слишком аполитичен. Его, судя по всему, вообще не интересовали вопросы, напрямую не касавшиеся военного ведомства. В середине июля 1916 г., например, Нокс попытался поговорить с министром о перебоях в снабжении Петрограда мясом и получил следующий ответ: «Человеку лучше обходиться без мяса. Я всю жизнь соблюдаю все церковные посты и посмотрите, выгляжу неплохо. Некоторые животные едят мясо, другие – нет. Лев ест мясо, а слон нет. Но когда нам нужен помощник для работы, мы выбираем слона, а не льва. Петроград спокойнее без мяса»48. Вряд ли эта, как называет ее британский атташе, «простая крестьянская философия» была применима в данном случае, но все же эти вопросы лежали вне компетенции его собеседника, да и призван он был прежде всего для того, чтобы решать другие проблемы.

Любая оплошность нового военного министра приводила к организованной волне возмущения, которую пытались оседлать либералы, поддерживавшие Поливанова. Это было тем легче сделать, что Шуваев при поддержке Штюрмера начал систематическое наступление на Военно-промышленные комитеты. Поначалу количество заказов им резко сократилось, что дало ЦВПК повод объявить о том, что с ними ведется «борьба измором». Именно так называлась статья, опубликованная в июле 1916 г. в «Известиях ЦВПК». Величайшей опасностью для комитетов была наметившаяся тенденция военного ведомства выдавать заказы напрямую, минуя их Центральный комитет. Что же касается ревизии ЦВПК, проводившейся в августе 1916 г., то тут сомнения не было – она была объявлена заговором консерваторов49.

В ответ на решение Шуваева приостановить финансирование ВПК за срыв выполнения заказов и провести указанную ревизию Гучков предпринял достаточно традиционный для себя шаг – он вступил в публичную переписку с Алексеевым. Фактически это была провокация, которая позволяла ему придать финансовой проверке со стороны Военного министерства политический подтекст50. По данным Государственного контроля, на 1 (14) марта 1916 г. Военно-промышленные комитеты получили заказы на 228 млн руб.