Русская угроза - Андрей Кивинов

— И что значит «скоро»? — уточнила дотошная потерпевшая.

— Как получится… Может, через месяц, может, через два.

— А может, через год. Извините, но мне мои деньги нужны сейчас, в стране инфляция… И кстати, я проконсультировалась у знающих людей — так вот, оказывается, если вы не можете найти преступника, обязаны компенсировать ущерб! Даже закон специальный имеется!

— Серьезно? Я из своего кармана должен вам его компенсировать?

— Меня это не касается. Хоть из своего, хоть из чужого!

— Уважаемая Зинаида Аркадьевна. Вы разумный человек, в офисе работаете. Представьте хоть на минутку, что началось бы, существуй такой закон на самом деле. Вокруг нашего отдела очередь бы стояла в три витка. Из желающих получить компенсацию.

— Но мне люди врать не будут!

Лучше б люди ей сами компенсировали.

— Соврали вам люди, не соврали, но денег вы здесь не получите. Сами без зарплаты сидим. Да еще бесплатного проезда лишили.

Для убедительности я продемонстрировал свой дистрофический бумажник с двумя червонцами и проездным билетом.

Чижова заметно расстроилась, но боевого настроя не потеряла:

— Тогда ищите! Я буду к вам время от времени заходить.

— Лучше звоните. Либо я позвоню, когда найду.

— Нет уж. На самотек я это дело не пущу! Не будете искать — пойду выше, но правды добьюсь!

И не лень же ей заходить «время от времени». Постовой на дверях скоро честь начнет отдавать.

Конечно, можно было просто-напросто указать Чижовой на дверь или попросить постового не пускать ее в отдел, но тогда бы она подняла шум на весь Питер, натравила бы прессу, прогрессивную общественность, прокуратуру и всю вертикаль милицейской власти. Отменили бы мой «отказничок», я получил бы «строгачок», а отдел вечный «глухарек». Все это не смертельно, но ужасно обидно и несправедливо. А я не люблю несправедливости. Поэтому принял вызов. И зря.

На первых порах что-то сочинял Зинаиде Аркадьевне, словно проверяющему, — сколько лиц отработал на причастность, сколько провел обысков, сколько допросил свидетелей. Показал ей составленный список пассажиров, ехавших в тот злополучный вечер в автобусе. Она нисколько не усомнилась в его подлинности, долго изучала и даже подчеркнула несколько фамилий, как ей казалось — подозрительных. Разумеется, по упомянутым выше причинам, кошелек я не искал, потому что не нашел бы его никогда.

Но вскоре мне надоело придуриваться и я стал попросту прятаться. Но не тут-то было. Утром, когда Чижова спешила на работу, этот номер еще удавался, но вечером она садилась на скамейку перед дверью уголовного розыска и терпеливо ждала. Через месяц я уже боялся заходить в родной отдел. По Зинаиде Аркадьевне можно было сверять часы. Ровно в десять она барабанила в дверь и в угрожающей форме требовала отчета о проделанной накануне работе. Затем беспощадно критиковала и исчезала до вечера, чтобы появиться вновь.

Я рисковал заработать тяжкое нервное потрясение. У меня началась бессонница и легкий тик. Я вздрагивал от каждого стука и хотел забраться под стол, словно параноик. Потерпевшие бывают всякие, но с таким непрошибаемым упорством я сталкивался впервые. Коллеги предлагали отдать Чижовой десять сотен из своих кровных, чтобы она отвязалась. Но я пошел на принцип. Щ-щ-щас! Если завтра каждый начнет требовать возмещения ущерба, можно остаться с голым пистолетом в кармане.

И тут о проблеме узнал мой напарник Леня, вышедший из отпуска.

— Да я ее на раз отошью… Дорогу сюда забудет. Какие проблемы? Сиди в кабинете и не высовывайся, я все улажу.

Уладил. Спасибо, Леня, за мою геройскую смерть во имя заложников. Словами не передать тех чувств, что я испытывал, стоя за дверью и слушая этот бред, произносимый с таким вдохновением, что хотелось разрыдаться. «Бросился на пистолет, жена и ребенок остались, к ордену представят…» Блеск! Я сам законченный циник, но такой бы чумы в башку не пришло. Я уж молчу, что ни жены, ни ребенка у меня нет… Да и на пистолет бы буром не попер за такую зарплату. Даже в тяжелом бронежилете.

Одним словом, мо-ло-ц-ца, Леонид, благодарю за находчивость.

Пожалуй, стоит выйти и прекратить этот балаган. Пусть лучше Чижова меня дальше мучает, чем числиться погибшим, даже во имя справедливости и даже понарошку.

Не вышел… Как стоял у двери, так и остался… А может, пронесет? Может, заглотит она эту байду и отвяжется.

Оживать не оживать?

— Ступайте, ступайте, сейчас не до вас.

— Конечно-конечно. До свидания… А когда прийти можно?

— Я позвоню. Ждите. Всего доброго…

Удаляющееся цоканье каблуков, распахнутая дверь, довольная физиономия напарника.

— Больше ты ее не увидишь! С тебя причитается!

— По башке тебе причитается! Поумнее ничего не мог придумать, фантаст?

— А чего?

Я вкратце объяснил — чего. Леня без тени смущения парировал:

— Да брось ты… Для таких особ все средства хороши. Не переживай. Слышал, чего заявила? Кто моим делом заниматься теперь будет? Человека еще похоронить не успели, а у нее одни деньги на уме…

— Кого ты, блин, хоронить собрался?! Киллер хренов!

— Ну я это — в другом смысле. — Леонид на всякий случай отодвинулся от меня подальше.

— А если я на улице на нее нарвусь или она снова сюда припрется?

— А чего она теперь тут забыла? А встретишь на улице, вали все на меня. Мол, перепутал.

Я, дрожа от праведного гнева, закурил сигаретку, чтобы немного успокоиться.

— Да ты хоть понимаешь, что такие вещи даже в шутку нельзя говорить, а ты, идиот, на полном серьезе!

— Сам ты идиот.

— Слово материально, запомни! Сколько примеров уже было! Брякнешь сдуру, а потом сбывается! А я еще жить хочу! Безо всяких посмертных орденов!

— Так и живи, кто мешает? — обиженно позволил Леня.

— Ну сказал бы — перевели в другой отдел, уволили, посадили, в конце концов, как оборотня! Но только не мочить!

— Не катит. Она б ко мне стала ползать.

Слоновью логику напарника не прошибет даже стенобитная гаубица.

— Спасибо за помощь, друг…

— Да не дрейфь, ничего с тобой не стрясется. Тут ведь у кого что на роду написано…

— Вот ты, похоже, и написал.

— Чего ж ты из кабинета не вышел, раз не понравилось?

— Надо было выйти… Не успел.

— Ну так позвони своей Чижовой, извинись, объясни, что путаница получилась. И отчитывайся перед ней хоть до пенсии.

Я не позвонил… Представил на секунду ее парализующий взгляд и сразу положил трубку на рычаг. Однако, сам виноват, что довел банальнейшую ситуацию до абсурда. Плюнуть надо было на справедливость, всякие «строгачки — глухарьки» и отправить материал в следственный отдел, а не спихивать в архив. Пускай бы там разбирались.