Лучшие истории любви XX века - Елена Прокофьева

А еще Татьяна понимала, что в Москве рядом с Владимиром снова окажется Лиля Брик и что ее власть над поэтом огромна. Даже считая себя безумно влюбленным в Татьяну, Владимир продолжал думать и говорить о Лиле. Татьяна помогала ему выбирать для Лили подарки. Маяковский хлопотал о приобретении для Лили «машинки», как он называл ее в письмах: Брик мечтала о собственном автомобиле, что для России тех лет было невероятной роскошью. Владимир яростно добивался от Татьяны взаимности, но продолжал регулярно писать Лиле: «Мой дорогой и родной Кисит… Целую тебя, родненькая, и миленькая, и любименькая…» Яковлева об этих письмах знать не могла, но видимо – чувствовала, что полностью Владимир ей не принадлежит и принадлежать никогда не будет.

Перед отъездом в Россию Маяковский оплатил заказ в парижской оранжерее: регулярно посылать Татьяне Яковлевой цветы – от него. Снова в Париж он вернулся в феврале 1929 года, пробыл два месяца. Снова предлагал Яковлевой руку и сердце. Прямого отказа с ее стороны не было, но отвечала она уклончиво. И уехать вместе с ним она опять отказалась.

В разлуке они переписывались. Владимир жаждал новой встречи и теперь уже собирался завладеть Татьяной полностью и окончательно. «Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем», – обещал Маяковский. Но не взял. Не удалось. Осенью 1929 года Яковлева вышла замуж. Об этом Эльза Триоде написала Лиле Брик, та рассказала Маяковскому, но поэт… не поверил. Не желал верить. Он все еще надеялся, что они с Татьяной будут вместе.

Владимир нетерпеливо мечтал о поездке в Париж. Но ему все никак не давали визу. Наталья Брюханенко вспоминала: «В январе 1929 года Маяковский сказал, что влюблен и застрелится, если не сможет вскоре увидеть эту женщину».

После самоубийства поэта Василий Каменский писал матери Татьяны Яковлевой: «Одно ясно – Таня явилась одним из слагаемых общей суммы назревшей трагедии. Это мне известно от Володи: он долго не хотел верить в ее замужество. Полонская особой роли не играла».

Последнее серьезное увлечение Маяковского – Вероника Полонская – была дочерью Витольда Полонского, знаменитейшего из артистов русского немого кино, и Ольги Гладковой, актрисы Малого театра. Еще девочкой она снималась вместе с отцом. Потом отец умер, но Вероника уже не мыслила для себя иной карьеры, кроме артистической. С Маяковским она познакомилась, когда стала актрисой МХАТа. И – женой актера Михаила Яншина. Влюбленность поэта в жену и дружба его с мужем развивались параллельно. Казалось, повторяется ситуация с Бриками.

Собственно знакомство произошло на бегах. Маяковского и Полонскую представил друг другу Осип Брик. Тем же вечером они встретились снова, и поэт шокировал Веронику словами: «Почему вы так меняетесь? Утром, на бегах, были уродом, а сейчас – такая красивая…»

Вероника Полонская рассказывала, что всего через несколько дней после знакомства они впервые стали близки. А когда после случившегося Маяковский провожал ее домой, он станцевал прямо на улице комическую мазурку. Но особенно счастливыми их отношения не были. Полонская вспоминала: «Я не помню Маяковского ровным, спокойным: или он искрящийся, шумный, веселый, удивительно обаятельный, все время повторяющий отдельные строки стихов, поющий эти стихи на сочиненные им же своеобразные мотивы, – или мрачный и тогда молчащий подряд несколько часов. Раздражается по самым пустым поводам. Сразу делается трудным и злым».

Вряд ли чувство Маяковского к Веронике было серьезным. Да, он желал ее и восхищался ее красотой. Он говорил: «Когда она входит в комнату, все становится светлее». Но на самом деле Владимир рвался в Париж, к Яковлевой. И настаивать на том, чтобы Полонская бросила мужа и вышла за него, Маяковский стал, только когда услышал о замужестве Татьяны.

Однако в предсмертной своей записке Полонскую он упомянул. А Яковлеву – нет.

Что стало истинной причиной его самоубийства?

Вряд ли можно назвать что-то одно. Любовные неудачи с Яковлевой и с Полонской, конечно, сыграли свою роль. И участившиеся болезни. И ужас перед надвигающейся старостью: ведь он боялся старости, называл ее «смерть в рассрочку», говорил: «Смерть не страшна, страшна старость, старому лучше не жить». Вроде бы бояться старости ему было рановато… Но Лиля Брик, которая знала его лучше, чем кто бы то ни было другой, как-то сказала: «Маяковский все переживал с гиперболической силой – любовь, ревность, дружбу». И предвкушение старости – тоже.

Однако главным для Маяковского всегда было его творчество. Он ушел, когда понял, что его вот-вот свергнут с поэтического Олимпа. Ушел из жизни, чтобы остаться в поэзии.

Официально он еще оставался главным певцом Революции. Но властьпредержащие уже начали проявлять холодность, чуткие подхалимы это приметили, а все, кто искренне не принимал поэзию Маяковского, наконец смогли об этом сказать: еще не «во весь голос», но все же – вслух. Во время его творческих вечеров зрители откровенно зевали, а то и освистывали поэта.

В начале 1930 года была организована выставка, посвященная двадцатилетию творческой деятельности Маяковского. Он к ней готовился как к празднику, сам придумал оформление, отбирал плакаты из «Окон РОСТА», которые считал образцовыми для своего творчества. На выставку пришла восторженная молодежь, но вот собратья по перу не явились выразить почтение «пролетарскому поэту». «Ни одного представителя литературных организаций не было, – вспоминает А.Т. Бромберг. – Никаких официальных приветствий в связи с двадцатилетием работы поэта не состоялось». Обиженный Маяковский заявил во всеуслышание: «Нет писателей? И это хорошо! Но это надо запомнить».

Сходная ситуация повторилась, когда выставка переехала в Ленинград: на открытии не было руководителей ЛАПП. «Никогда не забуду, – вспоминала поэтесса Ольга Берггольц, – как в Доме печати на выставке Владимира Владимировича «Двадцать лет работы», которую почему-то почти бойкотировали «большие» писатели, мы, несколько человек сменовцев, буквально сутками дежурили около стендов, физически страдая оттого, с каким грустным и строгим лицом ходил по пустующим залам большой, высокий человек, заложив руки за спину, ходил взад и вперед, словно ожидая кого-то очень дорогого и все более убеждаясь, что этот дорогой человек не придет».

Академик Луначарский сказал своей жене, что у Маяковского во время выставки был пугающе больной и усталый вид, и добавил: «Мне сегодня показалось, что он очень одинок».

В. Маяковский на книжном базаре среди красноармейцев. 1929 год

Владимир Владимирович в это время действительно был одинок: Лиля и Осип Брик уехали в Лондон, Маяковский остался без привычной поддержки. К тому же расстались они практически в состоянии ссоры. Навещая мать Маяковского перед отъездом, Лиля сказала: «Володя стал невыносим. Я так устала! Мы с Осей решили съездить в Лондон к маме». Если бы Лиля находилась рядом с ним, наверняка все бы обошлось. Она умела справляться с его депрессивными порывами. Но ее не было…

За четыре дня до смерти Маяковский выступал перед студентами-экономистами. Выступление превратилось в настоящую катастрофу.

Анатолий Мариенгоф вспоминал:

«Маяковский закинул голову: