Ведьмаки и колдовки - Карина Демина

Нет, с одной стороны, сейчас Матеуш этому обстоятельству был даже рад… с актором оно как-то безопасней, нежели с девицей. С другой…

…если кто прознает…

— Глядите, — прошипел актор, ткнув острым локтем в королевский бок.

Поглядеть и вправду было на что.

Тварь, уверившись, что ничего опасного нет, застыла. И орден она заметила… да и как не заметить, когда тот на травке лежал, блестел ярко…

Тварь иглы уложила.

И привстала, разглядывая этакое диво.

И вновь присела, вытянула шею, силясь клювом дотянуться, но не сумела. Зашипела.

Закурлыкала.

Вытянув тощую лапку, впрочем вооруженную острыми когтями, скребанула по земле… и оглянулась. Никого.

Тишина.

Такая тишина, что и Матеушу жутко… а этот, который рядом лежит, в орденскую ленту вцепившись, и дышать-то перестал.

Тварь сделала шаг.

Крохотный такой шажок. Замерла. Вновь иглы подняла.

— Опасается… — одними губами произнес актор, и его высочество, охваченный внезапным азартом, кивнули: точно, опасается. Но и хочет до ордена добраться, вон тот как блестит… и, завороженная сиянием драгоценных камней, тварь решается шагнуть…

…еще на палец ближе.

…и еще…

…иглами ощерилась, раздулась до того, что того и гляди порвется, треснет серая кожа…

Отвратительное создание. И чем ближе подбирается, тем большее отвращение внушает. Королевич видел теперь и шкуру, и серые иглы, некогда бывшие перьями, но теперь едва-едва державшиеся на коже существа, и влажноватую, словно слизью покрытую чешую его…

…у актора чешуя была крупной и сухой, как у варана, которого доставили в отцовский зверинец, пытаясь выдать за дракона. Варан и вправду отличался внушительными размерами и отменным аппетитом, а вот пламя изрыгать отказывался наотрез.

Нет, сперва-то его за дракона и держали, пока папенькины ученые наглядно не доказали, что сие создание божие относится к обыкновенным, магии лишенным…

…а актор?

— Еще немного… — Актор потянул за ленту, и орден пополз, а тварь, уже почти поверившая, что дотянулась, поползла за ним. Она двигалась рывками, прижимаясь к земле, и над влажною травой торчал узкий хребет с иглами.

— Еще чуть-чуть…

Его высочество затаили дыхание.

И сам актор дышать почти перестал… но вот тварь рванулась, вцепилась когтистыми лапами в орден и заверещала…

…смолкла, как-то быстро затихнув в когтистых лапах актора. Хрустнула шея, а может, и не шея вовсе, может, мерзкий этот звук почудился его высочеству, но, как бы там ни было, крылья твари повисли безвольно, иглы осыпались, а сама она…

— Что за мерзость?! — Матеуш выбрался из-под крыла и попятился, закрыв нос рукавом.

От рукава пахло землею и травой.

— Мертвечина. — Актор вытер руки, перемазанные чем-то липким и бурым, о траву.

Попытался вытереть.

— Самоликвидировалась…

От твари остались иглы.

И еще белый птичий череп, который актор зашвырнул в кусты и, поднявшись, отряхнулся, посмотрел на королевича.

— Ну? — спросил он, почесывая янтарным когтем подбородок. — И чего делать будем?

Этот вопрос мучил и самого Матеуша.

— Если… — его высочество перевели взгляд с актора на бурую кучу гнилья, — если ты кому-нибудь… хоть слово… сгною… в подземелье… или на плаху.

Актор не стал убеждать, что никому ни словом не обмолвится об этакой двусмысленной ситуации, но лишь вздохнул и попросил:

— Отвернись…

Спустя мгновение у лавочки обнаружилась прехорошенькая панночка… правда, весьма растрепанная и в платье разодранном, остатки которого она прижимала к груди. И грудь эта волнительно вздымалась…

…Матеуш хотел отвернуться.

Честное слово, хотел!

Просто немного замешкался и…

— Что за… — раздалось вдруг за спиной, и голос этот, услышать который его высочество не были готовы, заставил подпрыгнуть. — Матеуш! Изволь объясниться!

Ее величество Каролина Валезы, урожденная Гогенцоль-Бештинская, смотрели на сына; и в очах ее, пожалуй более выразительных, чем когда бы то ни было, читалась печаль.

Нет, скорбь.

А еще осознание, что нынешний скандал навряд ли удастся замять.

Атласные юбки ее величества, пусть и весьма пышные, неспособны были скрыть ни девицы вида крайне неподобающего, ежели не сказать — ужасающего, ни Матеуша, торопливо оправлявшего изгвазданный грязью мундир…

— Матушка, вы… откуда здесь?

— Оттуда, — ответили ее величество, кружевным зонтиком указывая на громадину королевского дворца, что виднелась вдали. — Мы… гуляем…

…и жаль, что не в одиночестве.

За спиной Каролины клином выстроились фрейлины, возглавляемые статс-дамой, каковая помимо всех мыслимых и немыслимых достоинств, благодаря коим удерживала сей пост уже третий десяток лет, обладала весьма существенным недостатком.

Она не сплетничала, нет… но и мимо новости скандальной пройти не могла. Но ежели со статс-дамой и удалось бы договориться, все ж таки женщина она разумная и местом дорожит, то всех фрейлин разом не заткнешь… особенно новенькую, кучерявую, пристроенную в королевскую свиту его величеством, естественно по просьбе родственников, но девица восприняла подобную милость как аванс…

Стоит, ресничками хлопает, вздыхает небось…

И примечает…

Траву измятую… и характерные весьма зеленые пятна что на брюках Матеуша, что на мундире его мятом, что на платье конкурсантки. И что платье это разодрано самым зверским образом… и не только платье… вон та кружевная ленточка, повисшая на чугунном перильце, явно не от платья…

— Вы… гуляете? — Матеуш, кинув на девицу раздраженный взгляд, густо покраснел.

Стыдно стало?

Боги всемилостивейшие! За что такое наказание?! Нет, ее величество слышали, что сын ее старший, за дамами ухаживая, порой проявляет чрезмерную настойчивость, но вот чтобы так…

…средь бела дня…

…в королевском парке…

Фрейлины переглядывались, не смея рта открыть.

Статс-дама подняла орден Драконоборца, который держала за орденскую ленту двумя пальчиками. С ленты что-то капало, что именно — ее величество не поняли, но с виду это «нечто» было преомерзительно.

— Гуляем, — завороженно ответила Каролина, раздумывая, как скоро об этом происшествии узнают газетчики.

Вой поднимут.

О недопустимости насилия. О том, что королевскую власть надобно ограничить… кровавый век припомнят опять же… ах, до чего же все не вовремя.