Дорога к ангелу - Марина Ефиминюк

Она горела, грудь ее вздымалась редко, со всхлипами, словно ей было тяжело дышать.

– Благодарю, эльф, – кивнул Лукай.

Он не повернулся к проводнику, а хмуро разглядывал великолепную каменную цитадель. Что-то подсказывало мечнику, что еще не ступала нога человека внутрь этого священного места.

Не оглядываясь, они бросились к храму, и лучник прижимал свою хрупкую ношу к груди, панически боясь уронить. Уставшие после боя руки мелко тряслись, хотя тело монахини казалось до странности легким.

– А ты, имперский лучник, поблагодаришь, – донесся им в спины оклик стража троп, – когда голос появится!

Храм отозвался на их вторжение гулким эхом. Темнота, царившая в огромном прямоугольном зале, сгущалась по углам. Лишь яркий столп дневного света падал из круглого отверстия в потолке. Казалось, он сиял, и в нем, поблескивая, кружили осенние листья. Они шуршали под ногами, будто в пустом зале неожиданно случился листопад, покрыв каменные плиты пола мягким ковром.

Друзья в нерешительности изучали совершенно пустое, подавляющее своим размером, холодное помещение. Злой сквозняк гонял листья, закручивал их крошечными воронками. Тишина наполнялась потусторонним перешептыванием. Пахло сухими травами и благовониями.

– Для чего вы пришли, люди? – вдруг прогрохотал голос, такой грозный, что оба воина вздрогнули.

От неожиданности Бигдиш даже отпрянул назад, к выходу. Лариэлла в его руках застонала, приводя лучника в чувство.

– Мы пришли к вам не ради себя! – крикнул Лукай, для чего-то задирая голову к темному потолку, и эхо подхватило его слова. – Мы принесли к вам девушку, умирающую от скверны монахиню из сожженного под Гильгамом монастыря! Мы просим помочь ей!

– Почему мы должны помогать человеческой монахине? – заговорил другой собеседник, и на одно страшное мгновение Лукаю показалось, что прямо сейчас им покажут на дверь. Хозяева храма не торопились появляться, оставаясь невидимками.

– Она пересекла три царства, чтобы прийти к вам, и спасла жизни многих смелых воинов!

– Имперских воинов! – теперь заворчал третий голос.

Смешно, но именно он показался мечнику самым… человечным.

– Разве у жизни есть родословная? Разве жизнь является эльфом или человеком? Жизнь – это воин? – разозлился Лукай, и Бигдиш одобрительно кивнул, всей душой поддерживая лучшего друга. – Сейчас на поле брани мы, имперские и эльфийские воины, были братьями! Мы защищали жизнь! Вот что самое ценное! Не важно, кто ты – раненый страж троп, простая монахиня, Небесная Посланница или целый мир. Мы просим спасти не человеческую девушку, а жизнь!

За его словами последовала громовая тишина. Ожидание и промедление убивали и друзей, и Лариэллу.

Они выткались из воздуха. Три высокие фигуры в серых балахонах с широкими капюшонами, закрывающими лица. В руках друиды держали скипетры, и на их концах сияли магические камни. Неровный свет рисовал странные разноцветные узоры на одеждах магов, вырывался острыми лучами и резал глаза. Друзьям захотелось зажмуриться от холодного блеска волшебных скипетров.

– Мы спасем жизнь монахини, – произнес один, указав в сторону гостей скипетром. – Оставляйте девицу.

Неожиданно из темноты, отделяясь от стен, выступили служители в черных плащах. Один, словно отсчитывая каждый шаг, подошел к Бигдишу и протянул руки, желая забрать умирающую. В первый момент лучник заколебался, не желая отдавать монахиню. В его лице с мучительной быстротой сменялись чувства. Служитель терпеливо ждал. Дыхание девушки оборвалось, хрипы затихли. И вместе с ней перестали дышать два лучших друга. Сердца сначала остановились, а потом забились в бешеном ритме, когда Лариэлла сделала очередной хриплый вздох.

Порыв злого сквозняка сорвал со служителя капюшон, раскрывая длинноволосую голову с острыми ушками. Совсем юное лицо эльфа казалось высеченным из камня, а глаза светились в темноте странным голубоватым цветом. Юноша едва заметно кивнул, но отчего-то это проявление дружественности успокоило лучника, и он бережно передал Лариэллу. Монахиня даже не почувствовала, что одни объятия сменились другими. Ее ослабевшее тело напоминало тряпичную куклу, безвольные руки свисали, голова запрокинулась.

– А теперь уходите! – раздался резкий приказ. – Людям не место в святом храме Галлеана!

Друзья даже моргнуть не успели, как все до одной фигуры исчезли и зал опустел. Только столп света едва озарял холодный храм.

– Пойдем, – тихо пробормотал Лукай, не в силах сдвинуться с места.

– Даже с Проклятыми так страшно не было, – отозвался Бигдиш и тут с изумлением схватился за излеченное горло. – Слушай, – обрадовался он, – может, здесь воздух тоже магический, а? – Он коротко и часто задышал. – Втяни в себя побольше, брат, здоровее будем! Нам еще предстоит долгий путь. Ты уже слышал, что Хаархуса не было в этом авангарде?..

Лукай кивнул и развернулся к выходу. Он ни за что бы не признался лучшему другу, по крайней мере не сейчас, что боль отступила и его болезненная рана на груди исчезла.

– Знаешь, а мне нравилось, что ты молчал! – бранился мечник сквозь зубы, направляясь к четкому прямоугольнику света настежь раскрытой двери. – Непривычно, конечно, но давно я не получал столько удовольствия от тишины.

Путь к храму в бешеной гонке показался бесконечным, но обратная дорога по извилистым ветвям-ступеням, рядом с вросшими в кору ствола особнячками и стремительно падающим с высоты потоками воды не заняла много времени.

У выезда из города происходила сумятица. С поля боя доставляли раненых, и лекари сбивались с ног, помогая и эльфийским воинам, и имперским. В толкотне неожиданно мелькнула щупленькая фигурка с маленькой птичьей головой и всклокоченными легкими сединами.

– Это Герон? – пригляделся Лукай и позвал лекаря: – Герон!

Тот пригляделся к друзьям, совершенно их не узнавая. Он горел жаждой деятельности и в маленьких ручках зажимал плошку с едко-зеленой кашицей. Подскочив к повозке с ранеными, он что-то страстно принялся доказывать эльфийскому лекарю. Тот вовсе не стал его слушать, без лишних обсуждений отошел, предоставляя отрядному имперскому кудеснику возможность заняться целым квартетом стонущих Стражей Троп.

– Сейчас он их вылечит, – хохотнул Бигдиш, и Лукай про себя обратился к Всевышнему с настоятельной просьбой, чтобы лучший друг еще хотя бы на часок потерял голос.

Сейчас, когда душа болела за умирающую монахиню, никак не хотелось слушать пустую болтовню. Только стоило мечнику мельком глянуть на Бигдиша, как стало понятно – ему тоже не до смеха, и шутит он через силу, отгоняя дурные мысли. Потому смех лучшего друга отдает горечью.

– Они ее излечат, – неожиданно произнес Бигдиш, разглядывая суетившегося Герона. – Я верю.

– Если не верить в это, во что тогда стоит? – потерянно отозвался Лукай.

– Не вини себя. – Неожиданно лучший друг посмотрел на хмурого мечника, выглядевшего ничуть не лучше оставленной у друидов монахини, только что на ногах держался. – Ты защищал отряд, когда обвинил ее в предательстве.