Академия лунного дракона - Екатерина Слави

Однако я должна была попытаться.

Задумчиво проследив взглядом, как Господин Распределитель сгрузил на стол всю охапку свитков, я решила не ходить вокруг да около и спросила напрямик:

— Скажите, Мантимор, зачем ваша птица — этот белый ворон, которого я уже дважды видела влетающим в ваш кабинет и вылетающим из него, — в день моего прибытия в Драголун пыталась украсть мой перстень? Она ведь сделала это, потому что вы ей приказали? Разве нет? Вы ведь авгур.

Алые глаза альбиноса глянули на меня как будто с интересом. На лице Мантимора играла слабая улыбка. Он задумчиво помычал, как будто раздумывая над моим вопросом.

«Ну, как минимум, он не пытается ничего отрицать, — подумала я. — Уже что-то».

Мантимор скрестил руки на груди и спросил задумчиво:

— Помните ли вы, мисса Наис, легенду о создании нашего мира?

Это было, мягко говоря, совсем не то, чего я ожидала. Вопросы вместо ответов? Я, конечно, успела заметить, что Мантимор любит юлить и лукавить, однако не представляла, что с этим делать. Мне ничего не оставалось, как согласно кивнуть.

— Наш мир был создан Первородным, который пришел из Междумирья, — решив, видимо, освежить легенду в моей памяти, произнес Мантимор. — Драконы же, первые обитатели этого мира, были созданы Первородным по образу и подобию его. — И зачем-то повторил: — По образу и подобию…

Красные глаза альбиноса смотрели на меня так, как будто я должна была о чем-то догадаться, но никаких догадок по поводу того, что он пытается сказать, у меня не было.

Догадавшись об этом, Мантимор улыбнулся и продолжил:

— Из-за этой легенды возникла теория, что драконы могли путешествовать между мирами. Существует даже допущение, что не всех драконов постигло вымирание — некоторые из них на заре угасания своего вида просто ушли в другие миры и до сих пор живут там.

Я задумалась над его словами. В этой теории была логика. Если Первородный пришел из Междумирья, а драконы были созданы по образу и подобию его, то почему бы им не иметь способность ходить между мирами? Однако…

— Мантимор, — кашлянула недовольно я, — а какое отношение это имеет к тому, что ваша птица пыталась украсть мой перстень?

Господин Распределитель непринужденно улыбнулся и развел руками:

— Кто знает? — философски изрек он, совершенно ставя меня в тупик своей непоследовательностью.

«От него ничего не добьешься», — с досадой подумала я и тяжело выдохнула.

— Скажите, Мантимор, Адаманты довольны своим положением в обществе лунитов? — задав этот вопрос, я посмотрела альбиносу прямо в глаза.

Они сначала округлились удивленно, а потом сузились в улыбке.

— Не беспокойтесь, мисса Наис. Я не Марин Бриант — да-да, я уже в курсе, что она покушалась на вас, академия слухами полнится, — у меня нет никакого желания вредить вам. Впрочем, я вообще чужд амбиций. Единственное, что всегда мною движет, это сугубо научный интерес. Я любопытен по природе.

— И что же вы хотели узнать, заполучив мой перстень? — решила, что вторая попытка не помешает, спросила я.

Мантимор усмехнулся, видимо, по достоинству оценив мою настойчивость. Потом его взгляд опустился вниз, нашел мою руку и остановился на перстне. Во взгляде появилась некая отстраненность, как будто Мантимор сейчас был мыслями не здесь.

— Мисса Наис, неужели вы не задумывались о том, что собой может представлять ваш перстень? Не строили теорий? Предположений?

Наис нахмурилась.

— Вы как-то сказали, что с помощью древней магии в янтаре запечатывали души, — ответила я. — Мне кажется, теперь я понимаю, что под древней магией вы подразумевали магию солнечных драконов.

Мантимор изобразил галантный кивок, словно отдавая мне должное. Я поморщилась — выглядело у него это не слишком искренне.

— Я предполагала, что в перстне запечатана чья-то душа, — неуверенно произнесла я.

— Чья же? — любопытствующе приподнял белые брови альбинос.

Я вздохнула.

— Не знаю.

Мантимор чуть скосил глаза вбок. Мне показалось, он был слегка… впрочем, нет… очень разочарован.

— Мои предположения заходили чуть дальше ваших, — с улыбкой посмотрев на меня, сказал он. — Однако прошу меня простить, мисса Наис, но я воздержусь от того, чтобы поделиться ими с вами.

Я с досадой сжала губы, глядя на неизменно вежливое и неизменно ироничное выражение лица альбиноса.

— Полагаю, если вас вдруг посетят те же мысли по поводу того, что именно может быть запечатано в перстне, ответ на вопрос, с которым вы пришли ко мне, найдется сам.

* * *

В этот день я легла спать рано, едва стемнело. Мне снился тяжелый сон. Все в нем словно было пропитано страхом.

Страхом был напоен воздух, звенящий от то ли рева, то ли плача большого зверя. Страх льнул к стволам высоких деревьев, сгущался между кронами, поднимался над верхушками старых ильмов — туда, где над лесом застыла большая круглая луна.

Я слышала крики. Кто-то звал, надрывая голос до хрипа:

— Линор! Линор!!!

На большой поляне, залитой лунным светом, лежала женщина — ее платье светлым пятном белело на заросшей травой темной земле, волосы разметались вокруг головы, а глаза были закрыты.

— Очнись, Линор!!! — отчаянно кричал мужской голос, но его обладателя я никак не могла увидеть, как не старалась. — Линор! Не позволь ему поглотить тебя! Очнись, Линор!

Не знаю, почему в своем сне я в первый момент увидела на поляне только женщину. Потому что его сложно было не заметить.

Поистине огромное существо, для которого эта поляна явно была тесна, возвышалось над тонкой фигуркой в белом платье. Его серебристая чешуя сверкала в свете луны, а светящиеся ярко-синие глаза, в какой-то миг глянувшие прямо на меня, были словно разделены узкими веретенообразными зрачками. Существо вытянуло шею к небу и заревело, и от его рева задрожало все вокруг: кроны деревьев, небо над лесом. Только луна, царившая на небе, казалась отстраненной и неподвижной, недосягаемой для ярости дракона. Лунного дракона, который словно прирос к неподвижной женской фигурке, лежащих у его тяжелых когтистых лап.

— ЛИНОР!!! — словно захлебнулся страхом мужской голос, и в этот самый момент раздались крики с другой стороны, а над головой дракона вспыхнуло маленьким зернышком яркое золотистое свечение.

Лунный дракон заревел снова — еще громче, а зернышко над ним разрасталось, становясь все больше, пока не превратилось в шар света. Золотое сияние как будто поглощало поляну, а дракон окутанным этим светом, метался внутри, и ревел уже жалобно — его голос напоминал плач.

Почему-то мне остро, до боли, захотелось помочь ему — защитить его, освободить из плена золотого сияния. Я потянулась к нему всем своим существом…