Падшая женщина - Эмма Донохью

Мэри тихонько хмыкнула над своим чулком. Он может сколько угодно разглядывать картинки; все равно у него не хватит смелости хоть раз в жизни выбраться куда-то дальше Абергавенни. Уже две недели лицо Дэффи напоминало печальную морду бассет-хаунда, и это начинало всерьез действовать Мэри на нервы.

Хозяин уважительно присвистнул:

— Полная, вот как? И все-то там есть? Ни одного острова в Южном море не пропустили?

Миссис Джонс укоризненно цокнула языком.

— Ты права, моя дорогая, свист — дурная привычка. Это очень вульгарно, и, если мы хотим подняться выше в этом мире, я должен от нее избавиться. Ты ведь не будешь свистеть, когда вырастешь, не правда ли, Гетта?

Девочка, сидевшая на коленях у матери, помотала головой. Миссис Джонс пригладила спутанные белокурые локоны и вполголоса пропела:

Migildi, Magildi, hei now, now,

Migildi, Magildi, hey now, now.

— Что это означает? — спросила Мэри.

Миссис Джонс задумалась.

— По правде говоря, я и сама не знаю, Мэри. Так всегда пела моя мать.

На этом краю света ничто не имеет смысла, с раздражением подумала Мэри. Никто не задает себе вопроса «почему», просто поступает так, как было заведено сто лет назад.

Гетта выпуталась из объятий матери и забралась на колени к мистеру Джонсу.

— Папа, — прошепелявила она. — А где твоя нога?

Мэри навострила уши.

— Она здесь, у меня в панталонах, — совершенно серьезно сказал мистер Джонс.

— Нет, папа! — Девочка забарабанила по его груди. — Другая нога!

— Господи боже мой, да ее нет! — Мистер Джонс с выражением ужаса на лице пощупал свою пустую штанину. — Должно быть, я уронил ее в реку.

— Нет! — расхохоталась Гетта.

Он задумчиво нахмурился.

— Тогда… наверное, я прислонил ее к ограде, а когда вернулся за ней, ее уже не было.

— Нет! — взвизгнула Гетта. Она была в полном восторге.

— Ну, тогда… думаю, прошлой ночью твоя мать стаскивала с меня башмак, и нога осталась в нем.

— И она еще там, в башмаке?

— Полагаю, что да.

— А где этот башмак, папа?

— Должно быть, я уронил его в реку.

Гетта снова залилась смехом.

В восемь часов, когда мистер Джонс прихватил фонарь и отправился в свой «Торговый клуб» («Сплетни и дешевый порто в „Кингз армз“», — доверительно шепнула Мэри миссис Джонс), девочка была все еще не в постели. Она толкала Мэри под локоть, вырывала у нее из рук штопку и просила разрешить сделать хоть один стежок; Мэри с трудом одолевала желание хорошенько кольнуть ее иглой.

— Иди сюда, cariad, я расскажу тебе одну историю. — Миссис Джонс привлекла девочку к себе.

Гетта уселась на подол ее платья. Дремавший в кресле Дэффи подвинул ноги, чтобы ей было просторнее.

— Жили-были однажды муж с женой, уже немолодые…

— Как их звали?

— Хью. И Бет. — Миссис Джонс лизнула нитку.

Мэри, которая сидела по другую сторону маленького столика, заваленного требующими штопки вещами, бросила на нее внимательный взгляд. Интересно, она придумывает все это на ходу?

— И как-то раз они отправились на зимнюю ярмарку в Аберистуит и наняли себе там служанку.

— Как ее…

— Элин. — Миссис Джонс сказала это так уверенно, что Мэри даже подумала, уж не подлинная ли это история. — И она была очень, очень хорошей служанкой.

Мэри незаметно скривила губы. Она ненавидела истории о хороших служанках. Учителя в школе обожали рассказывать сказки о преданных слугах, наградой которым в конце становилось Царствие Небесное. По мнению Мэри, Господь Всемогущий в этих рассказах выглядел словно хозяин, годами задерживающий верным слугам жалованье.

— И вот они счастливо прожили зиму на своей ферме, укрытой от бурь и непогоды холмами.

Откуда людям знать, что они были счастливы, подумала Мэри. Кто может сказать наверняка, что Элин не мечтала об огнях большого города, таких ярких, что она почти чувствовала на языке их вкус?

— Когда пришло лето, — продолжила миссис Джонс, — Элин стала выходить со своей прялкой на луг, к ручью. Она сидела на берегу, пела и пряла пряжу. Хозяин и хозяйка были очень довольны, что Элин так много работает. По вечерам они считали мотки с пряжей и говорили: «Как же нам повезло, что мы нашли такую усердную и работящую служанку!»

Мэри зевнула и прикрыла рот рукой. Она начала подозревать, что сказка предназначалась скорее для нее, чем для Гетты.

— Но вот чего Хью и Бет не знали, так это того, что прясть Элин помогал Маленький Народец.

Мэри усмехнулась. Можно было и догадаться. В этих краях полно суеверий. Деревня. Они не могут отличить настоящую жизнь от собственных фантазий.

— А эти феи, или как их там, помогают тем, кто шьет? — пробормотала она, сжимая губами булавки.

— Никогда о таком не слышала. Только пряхам.

Миссис Джонс быстро улыбнулась, показав щель между передними зубами. Поняла ли она, что Мэри просто насмехается? Она повернулась к Гетте, и ее голос снова обрел загадочную «сказочную» интонацию.

— Так вот. Элин всегда держала при себе маленький острый кинжал, на случай если Маленький Народец попытается утащить ее с собой.

Гетта кивнула.

— Но однажды она забыла свой кинжал дома.

Девочка в ужасе вздохнула.

— В тот вечер она не вернулась обратно на ферму, — понизив голос, проговорила миссис Джонс. — Ни в тот, ни в следующий, ни в следующий за ним. Всю зиму Хью и Бет ждали свою служанку, но она так и не пришла домой.

Гетта прильнула к юбкам матери.

— Потом, когда снова наступила весна, как только растаял снег, Бет пошла к ручью, чтобы поискать Элин.

Как же, подумала Мэри. Стала бы она беспокоиться.

— Она обошла все берега и вернулась к ручью на следующий день и в день вслед за этим. И однажды, когда Бет шла вдоль русла, она вдруг провалилась в огромную пещеру под водой. И как ты думаешь, кого же она там нашла?

Гетта широко улыбнулась:

— Элин! Но она…

Миссис Джонс прижала палец к ее губам.

— Но хоть Бет и старалась изо всех сил, что бы она ни делала — она так и не смогла спасти Элин.

Гетта прикусила верхнюю губу.

— Потому что теперь Элин была женой злого волшебника, и родила от него дитя, и она уже не могла вернуться в наш мир, к прочим смертным.

Она замолчала. В комнате воцарилась тишина; было только слышно, как потрескивает пламя в камине.