Голован - Федор Березин

У наших героев нечто в этом же духе. Те, у кого фабрики в мозгу и организме специализируются на другом, сдаются. Выдают всё. Секреты родной страны, сослуживцев, жен, родителей, детей. Лишь бы было не больно. Мы говорим о них – трусы. А у бедняг, всего лишь химия внутри не той системы.

А герои. У тех противоположный случай. Ты на них давишь, а у них в мозгу фабрика на полную катушку – ффых! И вот вам вброс эндофинов и прочего в комплекте. И потому, сколько не дави, а герой этот только смеётся над палачами, да так, что у них, бедняг, просто руки опускаются.

И вот в чем идея, коллега Гаал! В разведке кто в основном? Герои, правильно? Ну, среди шпионов, имеется в виду. Мы ж с вами под патронажем Министерства Внутренней Безопасности Империи экспериментируем, верно? И вот берут наши славные органы Безопасности этих самых шпионов, и начинают вытряхивать из них секреты. А они, гады, упираются. Понятно, что их пытают. Но на некоторых и это никак не действует. А почему? Потому, что они герои, скажут профаны. А я говорю, нет! Всего лишь потому, что у них хорошо работает химическая фабрика внутри.

А из-за этого бедные служащие МВБИ мучаются, ночи не спят. Да и шпионы эти, тоже ведь мучаются. Нет бы сразу сотрудничать и прочее… Но теперь пришел я – Дорнель Мадисло – и все будет по-другому. Мы введем в организм этих, как бы героев, некие вещества, и они… Что они, коллега Гаал?

Абсолютно верно, Дар! Они разрушат фабрику. И тогда?

Никаких героев не будет! Все будут одинаковы. И даже хуже! Мы сможем низвести работу этой химической фабрики совершенно до нуля. И тогда любой герой будет визжать не то что от удара, а от несерьезной пощечины. Любая, самая легчайшая боль, станет непереносимой. Никем не переносимой, коллега Дар.

Ладно, каркает там ребенок или коровой мычит, это дело сейчас все-таки десятое. Есть поважнее. Что не говори, но теперь на сцене появилось настоящее… Чудовище!

– Надо развернуть «качалку», – говорит Маргит Йо.

– У нас нет подвижного лафета, – вздыхает Жуж Шоймар. – Технике не с чего работать на ходу.

– Само собой, – кивает наш старший по военным вопросам. – Я о привале.

– А я считаю, с привалом надо потерпеть, – сообщает начальник отряда. – Пока потерпеть. Быть может, мы на территории какого-то… животного.

Так и слышится, что Шоймар хотел произнести «монстра», но воздержался. Оно и правильно, наши рабы-носильщики частично понимают имперский. И даже грузчики марайи из поклонников Песчаного Великана и те догадываются. То есть, работает древнее доисторическое табу. Не называй предмет, и его, уже вроде как не существует. Сейчас профессор Шоймар толи сознательно, толи подсознательно изобретает гипотезу. Так хочется, чтобы она была чистейшей правдой.

– Любой хищник обороняет свою территорию. В данном случае, хищник… достаточно большой. Для его пропитания нужен хороший ареал. Но ведь он может… как мы прикинули… действовать в пределах не одного, а нескольких ярусов леса и потому, ареал у него меньше, чем мог бы быть, так?

Вот про ареалы, особенно про то, что «может действовать в пределах нескольких (читай «всех») ярусов», это Жуж Шоймар зря. Куда провалилась его поражающая воображение интуиция в плане «просчитывания» подчиненных? Все вокруг и так почти в полной панике. Но может, еще не до всех дошло, что жутчайшая тварь перемещается не только по земле, но и по деревьям. Знать, что тебя способны атаковать справа и слева – это одно. Но вот если еще и черти откуда сверху, это уже совсем ни в какие ворота.

Жуж Шоймар конечно же действует из благих побуждений. Он пытается внушить, что, мол, если мы выйдем из «зоны влияния» хищника, то он, автоматическим образом, оставит нас в покое. И потому, надо просто поднатужится, сделать подряд, без паузы два дневных перехода, и тогда…

Гипотеза Шоймара построена из песка. Какой, массаракш, ареал обитания? Мы не знаем, что конкретно на нас напало. У нас нет даже какой-нибудь аналогии, хоть какой-то догадки. Все вокруг, от самого, впервые расточающего пустые речи, начальника экспедиции, до последнего носильщика в курсе, на нас напал не просто хищник. На нас напало Чудовище. В отличие от любого хищника, Чудовище – это не случай. Чудовище – это навсегда. А потому…

– Конечно, гвардии-ротмистр, на привале придется собрать «качалку». На всякий случай… для общего спокойствия, хотя я думаю…

Никого вообще-то не интересует, что думает начальник экспедиции. Точнее, что он болтает. Ибо думает он тоже, что и все. Он знает. Сегодня мы пройдем и два, и три перехода, ибо становиться лагерем нет смысла – никто, все едино, не сомкнет глаз.

Это была правда. Все, что говорил посланец Императорской Академии Мадисло. Пока не шпионы Голубого Союза, не тирианские и ноюйские шпионы какие-нибудь, а всего лишь… простой боевой голован по кличке Гекрс. Мы заставили его корчиться, уж мы заставили.

Работали мы с Мадисло в паре, но как бы посменно. Один вкалывал эту самую субстанцию «разрушающую фабрику». Нет, слава Мировому Свету, все-таки не разрушающую, а всего лишь останавливающую. Ибо потом, к концу дня, я вкалывал нечто другое. И «химическая фабрика» внутри восстанавливалась. Ну, хотелось бы надеяться, правильно?

И вот покуда «зелье» действовало, голован Гекрс мучился. Что не говори, но он был всего лишь собакой. Пусть большой, пусть боевой, пусть… Нет, сейчас уже совершенно не страшной. Если исходить из аналогий Дорнеля Мадисло, то из героя мы запросто, всего лишь с двух уколов, превращали пса-разведчика в труса – трусливую дворнягу. Даже хуже. Пожалуй, в мышь.

После уколов бедняга Гекрс выл всего лишь от похлопывания по лапе. Поначалу Мадисло пользовал плоскогубцы и скальпель. Потом, такое уже не требовалось. Признаюсь как на духу, я жутко рад, что эту работу с плоскогубцами Мадисло делал сам. Я бы не смог. Хотя кажется, чего там такого-то? Я ж сколько раз этих же голованов лечил, и от колотых ран, и от всяких. Ну, и людей, понятно. Но здесь было другое. Здесь скальпель и игла работали не для жизни. Наверное, благо, что в армии я провел достаточно времени. Субординация въелась в печень, иначе я бы не сдержался. Не думаю, что я бы убил этого профессора, но все же… Под военно-полевой суд можно было загреметь и за меньшее. Что с того, если мы ныне не на передовой? Война не кончилась, и даже её атомная фаза все еще не бьется в пароксизмах.

Зелье профессора действовало, видимо, даже лучше, чем он сам рассчитывал. Ибо – может, он скрытый садист, массаракш его знает? – но еще долго после того, как уже стало не надо, он все норовил куснуть плоскогубцами или же кольнуть толстой иглой. Гекрс визжал так, что поначалу сверху в подвал спускался охранник, интересовался, все ли у нас в порядке. Дорнель отсылал его с бранью, грозил, какими-то карами за нарушение допуска.

На счет того, что «разрушитель химической фабрики» действует, сомнений не было нисколько. Вся сложность заключалась в дозировке. Ну и, как понимаю, еще и в диссертациях с монографиями. Монография не из одной же странички состоять должна, правильно? Вот мы и нарабатывали таблицы результатов. За счет бедняги Гекрса.