Призрак Небесного Иерусалима - Дарья Дезомбре

– Маша, – Иннокентий еще сильней сжал ее руки. – Нам надо собираться: возьми самое необходимое, чтобы ты могла пожить у меня пару дней.

– Зачем, Кентий? Я уже маму собрала, теперь сама? Ты думаешь, он у тебя меня не найдет?

– У меня – безопасней, – упрямо сказал Иннокентий, встал и сам пошел в ее комнату, открыл шкаф. Маша стояла в дверях с неясной улыбкой.

– Кентий, – сказала она мягко, – ты так ничего и не понял. Не меня надо охранять, а тебя. Тебя, маму… Всех, кто имеет ко мне какое-либо отношение. Вы все сейчас рискуете.

Кентий, не поворачивая головы, доставал и складывал в пакет ее джинсы, какие-то свитера, любимые ею черные футболки. Маша вздохнула. Сказала чуть более живым голосом, в котором слышалась тень былой насмешливости:

– Ты и трусы мои тоже будешь собирать?

– Кстати, а где они лежат? – повернулся он к ней и улыбнулся. И она – слава богу – улыбнулась в ответ. Уже более естественной улыбкой.

Они вышли из квартиры десятью минутами позже с пакетом в руках, и Иннокентий сам запер дверь на все четыре оборота.

Андрей подумал, что никогда еще не видел перед собой такой красивой женщины. Не в современном понимании этого слова – когда часто некая непропорциональность придает лицу свой шарм, делая звезду экрана признанной красавицей. Нет. В ней было что-то от граций девятнадцатого века, от Натальи Гончаровой. Соразмерность черт складывалась в идеальную картину: нежный овал лица, большие голубые глаза, ровные темно-русые брови, тонкий нос, чистый лоб. Лицо завораживало, но Андрей с удивлением понял, что оно его не трогает. Было ли тут дело в том, что он был влюблен в Машу? Или просто подобное совершенство не внушает никаких иных желаний, кроме как желания им любоваться? Впрочем, что это он? Машин отчим, судя по тому, что сообщил ему, с соседкиных слов, Камышов, явно был обуреваем совсем другими чувствами.

– Анна Алексеевна, – начал он. – Почему вы вчера не пришли на встречу с Юрием Аркадьевичем?

Анна чуть приподняла ровные брови – мимика у нее была явно небогатой:

– Он отменил ее. По собственной инициативе.

– Он позвонил вам?

– Да. То есть нет. Позвонил его коллега из университета. И сказал, что у Юры… что Юрию Аркадьевичу нужно принимать дополнительный экзамен, что ли. И он не сможет прийти.

– Ему случалось раньше аннулировать ваши встречи?

Анна задумалась:

– Да, пару или тройку раз. Но он всегда это делал лично. Я не знала, что он доверяет своим коллегам настолько, чтобы дать мой номер телефона и посвятить в эту… сторону своей жизни. Меня это покоробило… Чуть-чуть.

– И как давно вы… встречались?

– Года два, – спокойно ответила она, отведя от лица блестящую прядь, и Андрей не мог не засмотреться: все-таки красота – страшная сила. – Я была его пациенткой. – Она слегка улыбнулась, обнажив идеальные зубы. – Он меня жалел.

И не успел Андрей удивиться такой характеристике отношений, как она, впервые посмотрев прямо ему в глаза, спросила:

– Может быть, вы все-таки скажете мне, что с ним случилось?

– Он… – Андрей прочистил горло, – погиб. Его убили вчера вечером. Мне очень жаль. – Андрей ожидал любой реакции: от прозрачных слез до глухих рыданий. Но «Гончарова» его удивила: лицо ее, недавно столь прекрасное в своей неподвижности, вдруг начало дергаться, будто в пляске святого Витта. Ломался и перекашивался рот, задрожали веки, подбородок задвигался вперед-назад, брови поползли наверх, смяв в гармошку только что бывший идеально гладким лоб. Выглядело это настолько фантасмагорически, что Андрей испугался, вскочил, чуть не опрокинув стул.

– Лекарство… – проговорила Кузнецова чужим, низким голосом сквозь стиснутые челюсти и показала рукой на кухонный шкафчик над обеденным столом. Андрей распахнул дверцы и сразу увидел его: флакон главенствовал на нижней полке. Со строгой надписью на этикетке: «Только по назначению врача». – Тридцать капель, – прохрипела Кузнецова, и он стал отсчитывать лекарство в стакан, предусмотрительно поставленный рядом. Казалось, секунды замерли, Андрей отключил периферийное зрение – только капли, постепенно набухающие и падающие в стакан: пятнадцать, шестнадцать! Не ошибиться и не смотреть на страшное лицо рядом.

Наконец он протянул ей лекарство, придержал, пока она, стуча зубами, выпила его содержимое и откинулась на спинку стула. Андрей отвернулся к окну: квартира у Кузнецовой была в тихом сквере, в старинном доме на три этажа. Сколько таких еще осталось в Москве? «Стоить должна дорого, – вдруг подумал он. – Интересно, кем она работает? Или просто удачливая супруга бандитообразного мильтона?»

– Простите, – раздался сзади спокойный голос. – Я это и предполагала. Должна была привыкнуть.

Андрей повернулся и вновь увидел перед собой безупречную красавицу.

– Все это было странно: и звонок, и что Юра отменил свидание не сам. Он знал, как нам важно встречаться хотя бы раз в неделю. Вы думаете, – она чуть склонила голову, – он был только моим любовником? – Она грустно усмехнулась: – Все не так просто. Он был еще и моим психотерапевтом. У вас есть сигареты? – Андрей кивнул и достал пачку из кармана. Кузнецова неловко затянулась. – Я вообще-то редко курю. Но после приступа, Юра сказал, можно. Успокаивает. Да. Меня привел в «Психею» мой муж. Он, знаете, не делал разницы между психологами, психотерапевтами или психиатрами. Для него все они были «психо». Ну, и я тоже. Так что нормально. Место дорогое, чистое. Не Канатчикова дача. Но Юра… Он очень быстро понял, что мне нужен уже не психолог, а совсем другой доктор. Он очень за меня боялся. Муж тоже очень боялся. – Она снова усмехнулась: – А я боялась мужа. В общем, Юра прописал мне лекарства и интенсивную терапию. А муж приревновал – думал, я хочу ходить в «Психею», только чтобы увидеть Юру. Впрочем, так оно и было – только Юра об этом не знал. Одним словом, муж запретил мне ходить в психологический центр под страхом Юриной смерти – своей я уже давно не боялась. Тогда Юра вызвался помогать мне не в центре, а в каком-нибудь другом месте. Думаю, поначалу он даже и не предполагал, как все обернется.

– А ваш муж? Он ни о чем не догадывался? Он же, насколько я понял…

– Да, он из ваших, но нет, он не догадывался. Я подала на развод. Он не хотел меня отпускать. Был при мне как сторожевой пес. Осторожнее, злая собака! Я знала, – понизила она голос, – что он убивал людей. Он клялся, что нет, но я чувствовала! Я не могла с ним жить. До того, как в моей жизни появился Юра, я хотела уйти от него иначе – пыталась покончить с собой. Но он всегда успевал вовремя. А когда я встретила Юру, словно свет зажегся в конце туннеля. Долгого, черного туннеля длиной в мою жизнь. Пока мы виделись хотя бы раз в неделю, мне было не страшно. Так что уж не знаю, кем он больше был для меня: мужчиной или врачом. Он говорил, что я уже смогу без его профессиональной помощи. Что я уже почти выздоровела, научилась себя контролировать. – Анна замолчала. – И вот, выдался случай проверить. – Она повернулась к окну: по безупречному лицу скатилась хрустальная слеза. «Царевна Несмеяна», – подумалось Андрею.