Капитан Два Лица - Эл Ригби

— Ну да к шан’ его. А что если мы…

Она высвободилась из объятий и перехватила его ладони.

— Идемте во флигель. У меня нижний балкон, нас не заметят. Идемте же.

Кажется, ле Вьор поцеловал камеристку в шею и снова попытался схватить за что-нибудь, но она погрозила пальчиком.

— Что если нас увидит здесь король? Он иногда катается утром. Хотя Круф здесь, значит…

Советник все еще стоял на месте, девушка тоже.

— Что-нибудь не так, маар?

Дуан напряг слух.

— Знаешь… меня грызет всякая мысль о том, кем я был при его отце, кем мог бы быть при принцессе и кем останусь теперь. Неуправляемый дурень, зачем только Боги не сожрали его, не превратили в щенка или осьминога…

Камеристка подошла к ле Вьору и привстала на носки — вероятно, заглядывая в глаза. Голос звучал вроде бы шутливо, но с нотками явного беспокойства.

— Знаете, милый маар… у меня иногда ощущение, что вы ненавидите его и даже хотите убить. Это уже чересчур.

Дуан усмехнулся повторно. «Убить? Не получится, даже если бы ты захотел, мартышка с косой. Никаких переворотов в мое правление, иначе устроил бы сам».

Габо ле Вьор неожиданно искренне, довольно протяжно рассмеялся в ответ на слова девушки.

— Убивать короля Ино? Чтобы народ растерзал меня? Пачкаться? Нет, что ты, такие желания у меня вряд ли возникнут, в текущей ситуации это одновременно глупость, кощунство и вызов Богам. Но знаешь… — Он какое-то время колебался, потом все же закончил вопрос: — Что бы я сделал с ним, будь у меня возможность?

— Что же?

Ответ советника прозвучал очень тихо, но Дуан отчетливо услышал, даже отчетливее, чем все остальные, сказанные громче, слова.

— Я просто отрубил бы ему руки. По локоть. Как делаю с любым, кто перейдет мне дорогу и попадется или окажется в плену у моих друзей, а у меня много друзей по всему миру. Поверь… это сущая малость, но для многих это намного хуже смерти. Вот ты бы смогла… — Теперь Габо ле Вьор схватил ее запястья и горячо поцеловал. — Без этих милых штучек? Пальчики, ладошки, всякая ерунда.

Камеристка охнула.

— Да я уснула бы от горя! Как же причесываться, как умываться, где носить кольца? Вы… настоящий хищник!

— Несомненно, — протянул советник многообещающе. — Р-р-р.

По-прежнему изображая страх, девушка опять хихикнула и, кажется, потянула мужчину за собой. На этот раз он не возражал. Вскоре двое дошли до выхода из конюшни, а потом бесшумно скрылись. Наступила полная тишина.

Дуан выпрямился, впрочем, почти сразу в висках у него застучало, он застонал сквозь зубы и с усилием оперся на дверцу стойла. Круф, дожевавший свой сахар, издал короткое встревоженное ржание, но король Альра’Иллы его едва услышал.

Отрубил бы ему руки. По локоть. Нет, этого просто не могло быть. Если только…

Друзья по всему миру? По всему?

В ярости Дуан саданул по рассохшемуся дереву кулаком; на разбитых костяшках выступила кровь. Только увидев, что Круф уже раздул ноздри и готов вскочить на дыбы, он обернулся и спешно обхватил коня за шею, притягивая к себе.

— Тише. Тише, мой мальчик…

Конь постепенно успокоился. Но два последних произнесенных слова только сильнее подняли волну ярости у Дуана внутри, напомнили о вечере у костра и о красном фонаре, а еще — о далеком каземате. Быстро сунув Круфу в пасть еще кусок сахара, он пошел прочь.

* * *

Перьевая ручка замерла над бумагой; с кончика сорвалась капля. Дуан медленно поднял голову и осмотрелся вокруг.

Он плохо помнил, как дошел до королевского флигеля, по какой лестнице поднялся, и, если по главной, говорил ли с часовыми. Плохо помнил, как оказался в кабинете и взял гербовую бумагу. Как написал эти строчки, дрожащие и кривые, как из-под руки конченого пьяницы. Зато сейчас он хорошо вспомнил, что каждый из таких приказов выносится на голосование в Совете. Что приговоренных должны судить. И что на словах советник Габо ле Вьор совершенно чист. Нет даже Розинды, чтобы обвинить его в домогательствах. Нет никого и ничего, кроме Двора, при котором ле Вьора уважают. Ценят. И знают дольше, чем нового короля.

Правда, есть еще «Право Трех Решений»: за правление каждый монарх может принять ровно три решения единолично. Одобрить закон без голосования, отклонить инициативу Совета или, например, совершить казнь без суда и следствия. Но стоит ли использовать свое первое право вот так, учитывая, что оно лишит двух других до следующего Прилива? Железный бы вряд ли это поддержал. Даже зная. Даже если догадка — правда. А ведь это может быть просто совпадением. В конце концов, тот правитель уже мертв. Лауронна, Каменный Город, стала грудой развалин, которая едва ли хоть немного ожила, а скорее всего, продолжает тлеть и гнить одновременно. Пираты «Ласарры» разрушили ее почти до основания. Жаль, если это было зря.

Дуан закрыл лицо руками, потом начал тереть виски. В них по-прежнему стучало, в горле склизкой медузой копошилась тошнота. Возможно, стоило выпить, прямо с утра. Но…

Не поможет. Не поможет! Во славу Темных Богов, как же он ненавидел это место. Место, где быть кем-то другим было так же глупо, как быть собой.

В дальнюю дверь постучали. Дуан с усилием встал, вышел в коридор и увидел знакомое черное лицо. Советник Кеварро слегка улыбнулся.

— Часовые даже не остановили меня. Не слишком осмотрительно.

— Тебя я велел пропускать всегда… мой друг, — тихо откликнулся король Альра’Иллы.

Он остро понял, насколько рад видеть нуц, как всегда спокойного и распространяющего это спокойствие вокруг себя. Уже несколько сэлт они, как простолюдины, говорили друг другу «ты», по крайней мере, Дуан позволял себе это, а Кеварро скорее старался избегать формулировок, подразумевающих определенное обращение. Тем не менее сейчас, хоть и с некоторым усилием, он произнес:

— У тебя бледный вид. Что-нибудь случилось?

— Если ты пришел для разговора, давай зайдем. А потом, может, ты захочешь со мной перекусить.

Мысль о любой еде вызывала только еще большую тошноту, но Дуан понимал, что нужно во что бы то ни стало себя пересилить и ни в коем случае этого не выдать. Он сделал глубокий вдох и поинтересовался:

— Или ты спешишь?

— Нет. Я… действительно пришел для разговора. Деликатного.

При этих словах Кеварро потупился; Дуан это заметил и помимо своей воли улыбнулся, ощущая, как внутри просыпается любопытство. Хоть какая-то менее болезненная и мутная эмоция, чем те, которые им уже владели.