Возлюбленная герцога - Сара Маклейн

Приняв решение, она взяла свечу и протянула ему руку:

– Пойдем со мной.

Они взобрались по темной черной лестнице на крышу фамильного дома Марвиков, словно находились в шотландской глуши, за много миль от ближайшего жилья, а не на Гросвенор-сквер, где их мог увидеть кто угодно из самых почитаемых лондонских аристократических семейств.

Может быть, Эвану стоило об этом побеспокоиться, но его никогда не заботили вопросы его герцогства, а уж в эту ночь… единственное, что его волновало, это Грейс.

Грейс вела его за руку, а в другой несла пальто; они миновали третий этаж, четвертый, а потом лестница сузилась так, что по ней мог пройти только один человек, и на ней стало совсем темно из-за отсутствия настенных светильников. Добравшись до верха, Грейс повернулась и вжалась в стену, указав подбородком на люк, врезанный в крышу у них над головами.

– Ну, давай, – прошептала она. – Открой его.

Он потянулся вверх, с удивлением поняв, что сердце сильно колотится. Заколебался.

– Нервничаешь, герцог?

Он посмотрел ей в глаза. Пламя горевшей между ними свечи заливало ее лицо мерцающим светом. Эван коротко, самоуничижительно рассмеялся.

– Не знаю, почему… ведь нас не встретит за ним толпа неодобрительно настроенных аристократов.

Она усмехнулась.

– А вообрази, если б встретила. Да во всем Лондоне не осталось бы нюхательной соли. Хотя, если быть честной, даже не знаю, чего именно они могут не одобрить, – сказала Грейс, когда Эван толкнул люк вверх. Тот открылся, ударившись о крышу. – Моя задница в этих брюках выглядит куда лучше, чем у любого из них.

Вывалив на Эвана этот неоспоримый факт, Грейс забралась наверх и пролезла в люк. Та самая задница, подтянутая и красивая, вызвала у него желание стащить красотку вниз, уложить в постель и всеми возможными способами доказать, что она и вправду лучше всех. И пошла эта крыша ко всем чертям.

Но Грейс уже выбралась наружу и обернулась. Серебристые нити корсета поблескивали в свете свечи. Она устроила целое представление, оглядываясь по сторонам.

– Ты в безопасности. Тут нет ни единого бродячего аристократа со взыскательным взглядом.

Это поддразнивание согрело его, несмотря на то, что он прекрасно понимал – это всего лишь глоток счастья. Разве не так всегда было с ним и Грейс? Вечно гнаться за счастьем и никогда его не поймать.

Он тоже выбрался на крышу вслед за ней, в теплую осеннюю ночь. Грейс уже шагала к южному фасаду дома, где он граничил с площадью. Эван какое-то время наблюдал за ней, дивясь такой непринужденности здесь, высоко над городом.

– Кто-нибудь может тебя увидеть.

Она, улыбаясь, обернулась.

– Боишься, что маркиз Вестминстерский смотрит на тебя в подзорную трубу из дома напротив?

– Боже праведный. Нет, я так не думал, но теперь, когда ты сказала…

– Вестминстер не вуайерист. Он слишком аскетичен для такого времяпрепровождения, – обыденным тоном произнесла она, словно для девушки, которая имеет крышу над головой только благодаря боксерским боям без перчаток, совершенно нормально разбираться в личностных особенностях одного из богатейших аристократов Британии. Грейс шла дальше. – И даже если бы сейчас не было слишком темно, чтобы увидеть хоть что-то, стоящее внимания, единственное, на что он смотрел бы в свою подзорную трубу, это на твоих лошадей. – Она взглянула на Эвана. – У тебя есть лошади?

Вопрос застал его врасплох.

– Есть.

Она махнула рукой.

– Не упряжные для карет и не та серая, на которой, как известно, ты прогуливаешься верхом в Гайд-парке. Я говорю о скаковых лошадях. Вот чем интересуется Вестминстер.

– Откуда ты знаешь, что я посещаю Гайд-парк?

Она пожала плечами и снова посмотрела на площадь.

– Оттуда же, откуда знаю, что Вестминстер любит лошадей.

– И откуда это?

– Это моя работа – знать всякое.

– Например, о тяге Вестминстера к лошадям.

– Например, связана ли как-то тяга Вестминстера к лошадям с его тягой к азартным играм. Или почему граф Лейтер лоббирует менее жесткие штрафы за торговлю опиумом. Или почему владелец «Ньюс оф Лондон» так предан идее женского избирательного права.

Его брови взлетели вверх.

– И откуда ты все это знаешь?

Она показала подбородком в сторону площади.

– Вы, богатенькие франты, думаете, что весь мир основан на домах этой безупречно ухоженной площади, где не рады ни одному человеку с доходом меньше десяти тысяч в год. Но правда в том, что мир основан на торговле, а торговля, банальная, буржуазная и скучная для аристократов, – это бизнес, стоящий того, чтобы им заниматься.

– Какого рода торговля?

– Информацией и удовольствиями. Порой и тем и другим разом.

– И ты этим занимаешься?

Она пожала плечом и посмотрела в сторону Вестминстер-Хауса.

– Суть в том, что Вестминстера не интересует ни наше местоположение, ни состояние нашей одежды или вовсе ее отсутствие. Сейчас темно, Эван. Никто не может нас увидеть. А если и заметят, то подумают, что Безумный Марвик забрался на крышу со своей последней любовницей.

– Любовница станет самой удивительной частью этой истории, – сухо отозвался он.

Она замерла, и он мысленно выругался, не желая продолжать этот разговор. Только не сейчас, когда он едва убедил ее открыться перед ним. Обернувшись, Грейс негромко спросила:

– И никакой возлюбленной, поджидающей тебя в Бергси?

Она что, ревнует?

– Я сам-то редко бываю в Бергси.

– Это не значит, что ты не ищешь там удовольствий.

– Нет там никаких удовольствий. – Это прозвучало холоднее, чем он намеревался сказать. Суровее. Но ему совсем не хотелось, чтобы дух Бергси перенесся сюда и разделил их. Не хотел, чтобы тот снова приблизился к Грейс. Эван кашлянул, прочищая горло, и добавил: – Честное слово, удовольствия – не мой конек.

Она повернулась к нему.

– Как печально. Для чего иметь титул, и деньги, и власть, и привилегии, если не для того, чтобы устраивать ночные герцогские вакханалии?

Он засмеялся.

– Боюсь, я никогда не получал приглашений на герцогские вакханалии.

– Хм-м, – протянула Грейс. – Думаю, ты должен считать себя везунчиком в этом отношении. Я знаю немало герцогинь, мужья которых либо смертельно скучны, либо абсолютно омерзительны; ни то, ни другое не годится для хорошей вечеринки.

– В таком случае, я постараюсь избегать и тех и других, а все свои вакханалии приберечь для тебя.