Пучина боли - Джайлс Блант

Мелани кивнула. Глаза у нее покраснели от слез, косметика потекла. Та Сущность обратила ее в тряпичную куклу.

Обычно на психотерапевтических сеансах пациенту позволяют двигаться с его собственной скоростью. Как правило, подталкивать его — контрпродуктивно, и риск тут двоякий: с одной стороны, материала может оказаться слишком много для пациента, и он не успеет его усвоить, что приведет к тому, что он выстроит еще более толстую броню отрицания; с другой стороны, такое подталкивание может породить бурный поток эмоций, к которому сам пациент не очень готов. В зависимости от характера существующего невроза это может привести к поведенческим выплескам самого разного рода: пациент может убежать, впасть в ярость или же, само собой разумеется, совершить суицид.

Поэтому доктор Белл побудил пациентку к тому, чтобы она рассказала все в деталях. Мелани молодая, страстная, в ней сильна тяга избавиться от страданий. Доктор Белл знал, что на это он может положиться.

— Для начала позвольте мне убедиться, что я вас правильно понимаю. Вам безумно хотелось попасть на все аттракционы «Волшебного мира», и он обещал вам именно это. И вот вы с ним приезжаете туда, оказываетесь с ним в гостиничном номере, и он вас не отпускает, пока вы его не удовлетворите. За то, чтобы попасть на аттракционы, вы должны дать ему секс.

— Верно.

— Пожалуй, вы намекнули на это, когда сказали, что он заранее попросил вас перечислить ваши любимые аттракционы. Что-то вроде списка подарков, которые вы хотите получить на Рождество. Вы упомянули карусель.

— Точно. Если я хочу попасть на карусель, он… м-м…

— Не торопитесь, Мелани.

Она применила весь арсенал уловок для оттягивания времени: смотрела в пол, изучала ногти, испускала глубокие вздохи, глядела в окно, на стенные часы. Наконец, когда у нее не осталось других возможностей, кроме как впасть в ступор, она произнесла — таким тихим голосочком, что Белл вынужден был наклониться вперед, чтобы расслышать:

— Если я хочу попасть на Карусель, я должна заняться с ним оральным сексом.

Ее правая ладонь поднялась, как веер, чтобы прикрыть лицо.

— Итак, вы заключили с ним что-то вроде контракта. У вас шли своего рода деловые переговоры.

Она покачала головой:

— Никаких переговоров не было. Понимаете, он просто объяснил мне положение вещей. Господи, да мне же было всего семь лет. Я его ни о чем не спрашивала. Он был мой отец. Ну, то есть для меня он был как отец. К тому времени он уже года два с нами жил.

— И он получил то, что хотел?

— Да.

— А вы получили свою карусель.

— Да.

Белл позволил ей еще похныкать; он наблюдал, как ее лицо морщится и из носа сочатся сопли, он слушал ее некрасивые всхлипы. Он не мог позволить, чтобы это тянулось слишком долго, иначе растратится первоначальный импульс.

— Кроме того, была водяная горка, — произнес он. — Кажется, вы указали ее в своем списке.

Мелани кивнула.

— Меня немного мутит. Как по-вашему, может, мне…

— Не хотите лечь? Иногда это вызывает ошеломление — когда вновь переживаешь давнюю боль.

— М-м, может, и лягу. — Мелани неуверенно встала. — Это как на карикатурах, знаете… когда пациент лежит на кушетке у психиатра… вечно над этим шутят. Но у меня правда голова кружится.

— Тогда ложитесь. Шутить не стану, обещаю.

Она осторожно прилегла, деликатно свесив ступни. Взяла одну из подушек и хотела было спустить ее на пол, но потом передумала и подложила ее под генитальную область. Иногда пациенты, сами того не зная, бывают так красноречивы. Ее волосы золотились в луче солнца.

— Вы говорили о водяной горке.

— Да. Мне очень хотелось на горку. По-моему, это вообще самое большое удовольствие, которое у меня было в детстве, — лететь с этой горки. И страх, и восторг, но при этом чувствуешь себя в полной безопасности.

— Что он вам предложил сделать в обмен на это?

— Он ничего не предлагал. Тут не было никаких «может быть». Он сам устанавливал законы, вот и все.

— Но разве вы не объясняли, что он говорил вам так: если хочешь пойти на этот аттракцион, тебе придется сделать то-то? А если хочешь на другой — придется сделать то-то? Получается, он предоставлял вам некий выбор, некое меню?

— Наверное, да.

— И вы выбрали водяную горку?

— Точно.

— Вы ее выбрали. Вас же не заставляли на нее идти, верно?

— Похоже, что нет. О господи.

— И во что вам это обошлось? Какова была входная плата, чтобы прокатиться по водяной горке в тот летний день?

— Я должна была позволить ему… ну, наверное, это называется «половой акт».

— Полный акт. Вагинальный половой акт.

— Да.

— И вы это сделали?

Ему пришлось долго ждать, пока она отплачется.

— И был еще Дикий мышонок, — продолжал Белл. — Ваш самый-самый любимый, как вы сказали. Вам не терпелось на него попасть.

— Анальный секс, — произнесла она мертвым голосом, как что-то обыденное, — Если я хочу на Дикого мышонка, он должен получить анальный секс.

— И он его получил?

— Да. Он сделал из меня маленькую шлюшку. Мне только исполнилось семь, а я уже была проститутка.

— Имейте в виду, Мелани, возраст сексуального согласия в этой стране — четырнадцать лет. Это почти вдвое больше, чем вам было тогда.

Беллу нелегко дались эти слова; и Мелани приняла их, точно бальзам. Он тотчас же увидел эффект: нижняя губа у нее начала подрагивать. Да, это нелегко ему далось, но менее мягкое высказывание могло бы своей бессердечностью спровоцировать гнев и сопротивление, которое ему пришлось бы опять ломать. Ну да ничего: пусть немного доброты и понимания оттянут эндшпиль на неделю-другую, такова уж плата за профессионализм.

— И это в Канаде, — продолжал он, — притом что многие в этой стране полагают, что возраст согласия на сексуальные отношения следует значительно поднять. В большинстве стран он выше. В Великобритании считается, что гражданин младше шестнадцати лет не способен давать обдуманное согласие. Вам тогда было семь, Мелани. Совсем недавно исполнилось семь.

— Не то чтобы я не знала, что он делает. К тому времени, как он повез меня в «Волшебный мир», он уже успел меня посвятить во все подробности.

— И тем не менее, Мелани, речь идет об изнасиловании.

— Ладно.

Иногда ему трудно было выступать в роли утешителя: это было как гладить против шерсти, он чувствовал, что идет против себя. Но это было необходимо. Им нужно ощущать, что ты на их стороне, что ты спасаешь их от самих себя.