Что охотится в тени - Харпер Л. Вудс

язык задержался на мне, а медленное прикосновение к моей плоти заставило задрожать от вожделения, несмотря на весь мой ужас.

Он поднял свободную руку, чтобы я видела, как он вонзает коготь в собственную кожу, прокалывая себе палец, пока на поверхности не выступила единственная капля крови. Потом сжал мне горло и, пока я пыталась вдохнуть, заставил меня открыть рот. Прижав проколотый палец к моему языку, он влил в меня свою кровь, наблюдая, как затягивается у меня на горле небольшая царапина.

– Чего ты хочешь от меня? – хрипло спросила я, когда он ослабил хватку.

Наконец он убрал руку с моего горла и потянул за завязки на моей тунике, пока я лежала на плаще, который распахнулся, когда я упала на снег.

– Тебя. Я хочу привязать тебя к себе. Во всех отношениях и смыслах, – сказал он, водя когтем по моей груди.

Затем он сдернул ткань вниз, чтобы обнажить мне грудь. Я не остановила его, позволяя брать то, что ему хотелось.

Не столько из-за страха, сколько из-за того, что знала: ему сейчас необходимо именно это. Он нуждался во мне, нуждался в том, чтобы я не дралась с ним, не избегала его природы и нашей связи. Я подняла руку, чтобы коснуться лица Калдриса, нежно погладила его, пока он рассекал мне кожу своим когтем. От моей ключицы к соску скользнула маленькая красная струйка, и кожа вспыхнула огнем, когда он приблизил к ней свой рот и провел кончиком языка вниз, следуя за ней.

Разрез зажил сразу. Кровь, которую он влил в меня, служила цели устранения любых нанесенных им ран. Ртом он обхватил мой сосок, а я скользнула рукой в его волосы, чтобы сильнее притянуть к себе.

Поощряя его, показывая ему, что принимаю и его, и его природу. Я пока не могла обещать ему вечность, но могла немного успокоить его и оттащить от края пропасти так же, как это сделал он прошлой ночью.

Он застонал, отстраняясь, борясь с пожирающим его инстинктом, отказываясь быть монстром, который овладел мною, когда я его не хотела. Но все равно он не стал бы преследовать меня в ночных кошмарах, даже если сейчас в нем не было и следа человечности.

Я обхватила его лицо руками и притянула к себе, чтобы коснуться его губ своими. Он погрузился в поцелуй, ударившись своими зубами о мои, со свирепостью отвечая на него. Его язык проник ко мне в рот, водворившись там, заняв главенствующее положение, и я знала, что через несколько мгновений в меня точно так же проникнет его член.

– Ты будешь пить мою кровь каждый день, – требовательно произнес он, полоснув ладонь когтем.

Он держал ее у меня надо ртом, позволяя крови стекать на мои губы, в ожидании ответа. И это была еще одна уступка – я отдала ему еще одну часть себя, хотя самое важное он уже получил. Ему принадлежал мой разум и мое сердце, а мое тело становилось уступчивым, податливым в его руках, текучим, словно жидкость.

– Хорошо, – согласилась я, наблюдая, как его взгляд немного посветлел, когда он услышал ответ.

Калдрис прижал ладонь к моим губам, позволяя своей крови течь мне на язык. Ее сладковатый вкус показался мне еще слаще, когда между нами ярко вспыхнула связь, от которой повеяло прохладной свежестью, несмотря на тепло вязкой жидкости, растекающейся у меня по языку и проскальзывающей в горло. Он смотрел на меня сверху вниз, и глаза у него удовлетворенно заблестели, когда с них немного спала пелена.

Его жажда крови немного утихла, но рука все равно осталась у моего рта, так что я продолжала пить из нее. Я опустила руки на завязки его штанов, медленно развязывая их, пока он изучал меня. Это было все равно что играть с загнанным в угол животным, ожидая, когда оно нанесет удар. Я пыталась умиротворить его, давая то, что он хотел, в надежде избежать самого страшного гнева, но было бы ложью сказать, что я не хотела и этой его части тоже. Что мне не нужен набухший член, который я высвободила у него из штанов, пока он диким взглядом смотрел на меня.

– Вот так, мин астерен, – сказал он, положив массивную ладонь мне на щеку.

Я обхватила его дрожащими пальцами, не в силах избавиться от затянувшегося страха, который, казалось, никак не могла сбросить с себя.

Рана на руке Калдриса зажила слишком быстро, а я все слизывала кровь с его кожи – еще и еще – и никак не могла оторваться. Усмехнувшись, он опустил руки к моим штанам и быстро развязал завязки бешеными пальцами, пока я его гладила. Сдернув их вниз и оставив собранными на коленях, он перевернул меня на живот и поднял мои бедра вверх.

Проникнув внутрь за один толчок, он столкнул мое тело в снег. Лицо, прижатое ко льду, обожгло холодом. Замерзшие под снегом травинки царапали кожу на щеке.

– Боги! – выкрикнула я, пытаясь подняться на руках.

Но он не выпустил меня и не смягчился, слегка отступая и снова и снова вонзаясь в меня жесткими, быстрыми движениями. Стало ясно, что это не нежное соблазнение, а быстрый, маниакальный секс фейра-самца, движимого силой инстинктов.

Он не просил, а требовал. И брал. То, что считал своим.

– Я же тебе говорил, звезда моя. Я – твой бог.

Эти слова вызвали у меня шок. А он тем временем нагнулся к моей спине и обхватил меня рукой спереди, подтягивая вверх, пока я не опустилась на колени в снег. Его грудь прижалась к моей спине, когда он безжалостным рывком вошел в меня, прижав ладонь к моему горлу. Напоминание о том, кем он был на самом деле, особенно когда проникал в самую глубь меня, не должно было заставлять мое тело сжиматься вокруг него. Но меня тянуло к нему – с самого первого дня, когда я его увидела, и всегда, и сейчас тоже. Моя душа осознавала то, что не мог понять мой разум.

Он был моим. Он всегда был моим. С самого начала творения. С тех самых пор, как я впервые родилась в этом мире.

В моей голове мелькали портреты, складывалась мозаика из разных событий, которые мы уже пережили, и всех тех, которые нам еще только предстояло пережить.

– Теперь ты видишь, детка? – спросил он.

Его хватка становилась крепче, пока член рывками двигался во мне. Разум Калдриса проник в мой, в самые потаенные глубины моей души.

Связь, которая объединила нас прошлой ночью, когда у меня перехватило дыхание, была лишь бледной имитацией того, что происходило сейчас. Сейчас он показал мне, как много он сдерживал в себе – каждой картиной, которую рисовал в