Бомбовоз Его Высочества - Алексей Волков

– Бронебойным!

Несколько хороших пробоин в корпусе, и субмарина не сможет погрузиться.

Лодки вдруг легли на циркуляцию, пошли прочь в море. И тут же по соседству справа полыхнуло. Чачу повернул перископ и увидел черный дым, поваливший из «дракона». Люки откинулись, кто-то торопливо выпрыгнул наружу, объятый пламенем, как и подбитый танк.

– Зигн! Назад!

Они откатились очень вовремя. Снаряд рухнул как раз на занятое мгновение назад место, вздыбил песок, застучал по броне осколками. Механик даже без команды сразу взял в сторону, туда, где была намечена запасная позиция.

Они-то успели, а танк Герета – нет. Болванка ударила в башню, убила командира и заряжающего, повредила орудие. Теперь оставались лишь они с Карембушем. Массаракш, но хорошо ведь стреляют, островные сволочи! Правда, субмарина уже дымит в одном месте, случайным снарядом утопило десантный бот, да только чья возьмет верх, пока еще под вопросом.

Грохнуло. Это уже им.

– Живы? Снаряд!

– Наводчика того!

Выяснять дальше не было времени. Чачу изловчился, проскочил, столкнул окровавленное и обезглавленное тело гвардейца и сам обосновался на его сиденье. Позади, в моторном отделении, вдруг сработала система аварийного пожаротушения. Хорошая была бы штука, только на практике весьма часто давала сбои и выходила из строя. Странно, что хоть теперь…

Стрелком Чачу всегда был отменным. Он буквально чувствовал, как снаряд чертит дугу, а затем бьет прямо по головной рубке.

– Командир! Движок заглох!

Скверно! Впрочем, наплевать!

– Снаряд!

Кажется, субмарина чуть осела. Минимум три попадания вплотную к ватерлинии или под нее. Да еще при волнении. Ее должно просто захлестывать. Еще несколько раз удачно долбануть, и лодка действительно станет подводной. На все оставшееся время.

Показалось или все же попахивает дымком? Метко ведь бьют, снаряды ложатся вплотную. И позицию уже не сменить. А ведь субмарина начинает разворачиваться. Логичнее бы отходить задним ходом, но почему-то капитан предпочел так.

Массаракш! Получай!

– Снаряд! Зигн! Покинуть машину!

– Но, командир…

– Я сказал! – каркнул Чачу.

Того и гляди, окончательно накроют. Зачем же к трем трупам добавлять четвертый? Механик в неподвижном танке все равно не нужен.

Подумал, и словно в воду глядел: массивный «дракон» содрогнулся от попадания. К счастью, в двигатель. Каким образом снаряд миновал башню и грохнулся чуть позади, было неинтересно. Важнее результат.

– Горим, командир!

Мимолетный взгляд назад. На треснувшей переборке между боевым и моторным отделениями действительно показались пока еще крохотные язычки пламени.

Массаракш! Но ведь уйдет же, гадина!

– Заряжай!

Промазал, что значит спешка! А Карембуш почему-то умолк. То ли подбили, то ли меняет позицию. И рация, как назло, заглохла.

– Снаряд!

Чачу наводил тщательно. Дымок чувствовался уже очень даже неплохо, даже, казалось, начинало припекать.

– Есть попадание! Снаряд!

Взгляд назад. Язычки пламени превратились в языки. Еще немного, и сапоги заряжающего будут охвачены огнем. Но ведь молодец, зарядил!

– Покинуть машину!

Повторять не потребовалось. Как раз полыхнуло по-настоящему, и ротмистр успел заметить, как горит комбез на спине танкиста. Миг, и заряжающего рядом не стало.

Ноги подпаливало. Пришлось кое-как подтянуть их повыше, однако тут же обожгло спину. Выстрелить еще раз уже не удастся, и Чачу упорно совмещал нити визира с белой, местами обугленной двугорбой тушей. Дым ел глаза, мешал… И не уйдешь ведь, иначе вдруг уйдет она?

Попал! Попал ведь, точно под ватерлинию! Дальше медлить было немыслимо. Чачу выпрямился, подтянулся. Эх, если бы были пальцы на левой! Ротмистр чуть не соскользнул, неловко зацепившись за край кобурой. Он наверняка свалился бы назад, прямо в полыхающее чрево танка, однако чьи-то сильные руки подхватили, дернули наверх. Дальше Чачу уже сам кое-как спрыгнул прямо с башни. Спина горела, боль была жуткой. Кажется, горели и ноги. Ротмистр машинально перекатился в попытке сбить пламя, застонал, вновь оказался на животе… Все тот же спаситель или, может, другой (другие?) облили чем-то обжигающе-ледяным, затем принялись сдирать с офицера остатки дымящейся одежды.

Больно-то как! Больно! Хотелось лишь одного: чтобы боль скорее прошла, пусть даже со всем остальным. Это же с ума сойти!

Оставалось лишь одно. Последнее, что еще как-то удерживало на свете.

– Субмарина… – прошипел Чачу.

– Сейчас, подождите, – раздался голос Зигна. А затем радостное дополнение: – Тонет, господин ротмистр! Тонет!

– Хорошо. Карембуш жив?

– Целы они. Как раз на другую позицию вышли. Там еще лодки плавают. Но субмарине уже все. Вы ее сделали, господин ротмистр!

Все. Какое короткое и прекрасное слово. Все. И дальше опустилась спасительная тьма…

* * *

– А ведь нехорошо, милейший, – голос Канцлера был пропитан укоризной. – Нехорошо. Решили ведь давно – никакой публичности. Нет же, известности захотелось. Зачем?

– Так ведь… – Красавчик невольно замялся.

Он действительно производил впечатление. Немолодой, однако спортивный, подтянутый, с густой шевелюрой черных, без проблеска седины, волос, с правильными чертами лица. Лишь обычной уверенности в нем теперь почему-то не чувствовалось.

– Ведь? – Канцлер приподнял бровь. – Хорошее слово. Главное – емкое. И все же напрасно, известность – палка о двух концах. Мы никак не устраним последствия войн, в стране вполне понятное недовольство, только до сих пор оно было довольно абстрактным. Поругивают втихомолку, но кого? Никто же не знает, вдруг один из правителей в данный момент находится рядом? Недаром мы используем лозунг: «Правители живут рядом с вами. Они – одни из вас». А теперь представь: мы известны. Конечно, многие нас поддерживают, но не меньше и тех, кто хотел бы свергнуть, занять наше место. И ведь это не шутки. Стоило ли во всеуслышание объявлять, мол, я – из Неизвестных Отцов?

– Я больше не буду, – совсем по-детски выдавил Красавчик.

Помимо них с Канцлером в кабинете находился лишь Волдырь, и именно последнего провинившийся боялся больше всего. Всякие ходили слухи и о Волдыре, и о его родне. Послушаешь – в штаны нагадишь.

– Ладно. Верю, – вдруг сменил гнев на милость Канцлер. – Более того, обещаю: сегодня же ты станешь известным. Ненадолго, но ведь людская память коротка. Имеется в новостях раздел криминальной хроники и всяких несчастных случаев. Надо заметить, изучают его весьма внимательно. Люди любят подобные новости.