Лучше не бывает - Айрис Мердок

Джессика немало мыслей посвящала и Вилли. Любое приключение приветствуется теми, кто несчастлив в любви, а Вилли, несомненно, был приключением. Какое-то время, еще до того, как ее собственные мысли и странная открытка от Джона испугали ее, она даже испытала некоторый восторг от этой встречи. Это была таинственная кощунственная радость неверности. Но она все-таки заметила Вилли, хотя и не поняла этого, она, наконец, увидела нечто в этом мире, кроме Джона Дьюкейна, и это принесло ей пользу. Вилли заинтересовал и тронул ее, и, прежде чем старая тирания любви опять захватила ее бедное неисцелимое сердце, она даже испытывала некоторое желание увидеть его опять. Он так и не сказал ей своей фамилии и чем он занимался. Но теперь любопытство, бывшее в ней искрой добра, опять полностью исчезло под влиянием ее чувства вины и нерешительности перед Джоном.

Джессика посмотрела на себя в большое зеркало, висевшее в углу комнаты. Она не могла понять, красива она или нет. Ее лицо ничего не значило, если Джон не смотрел на нее, ее тело теряло всякий смысл, если его не трогал Джон. Но что он видит, что он трогает? Мысль, что он может ее видеть так же отчетливо, как она сейчас видит себя, ужаснула ее. Возможно, он смотрит теперь на нее со скрытым отвращением, замечая усики над верхней губой и расширенные поры на носу. Следуя моде, она укоротила юбку, и ее длинные ноги теперь были видны гораздо выше колена, обтянутые кружевными чулками цвета сливок. Но нравятся ли ему ее длинные ноги, как прежде? А может быть, его раздражает чересчур молодежный стиль ее одежды? А может быть, он заметил ее чересчур большие колени? Джессика движением руки откинула назад длинную копну русых волос и приблизила лицо к зеркалу. Сомнений не было: она начинает стареть.

Она опять принялась расхаживать по комнате и размышлять о трех письмах, лежащих на столе. Комната была пустой, гулкой и белой. Она уничтожила все свои объекты и не имела охоты создавать новые. Так как занятия в школе закончились, Джессика могла теперь посвящать целые дни хождению по комнате и мыслям о Джоне Дьюкейне. Она не осмеливалась выйти из дому — а вдруг он позвонит?

За дверью что-то стукнуло, и Джессика кинулась открывать. Почта. Она кинулась, прыгая через три ступеньки к письмам, лежавшим на коврике… Она жаждала толстого письма от Джона, но и боялась его. Оно могло содержать длинное и осторожное объяснение того, почему он решил больше не встречаться с нею совсем.

Письма от Джона не было. Особенная боль, которую она для себя определила как своего рода ампутацию, пронзила ее. Это не было похоже на ампутацию. Это больше похоже на то, как если бы ее вздергивали на дыбу. Она чувствовала себя вывихнутой — от головы до пят. Она положила конверты на стол. Только одно письмо было к ней — в коричневом конверте, надписанное неизвестной и неумелой рукой. Она поднялась по ступенькам, и слезы медленно потекли по щекам — такие же усталые и разочарованные. Она бы хотела, чтобы почта не приходила три раза в день.

Она бросила коричневый конверт на стол. Послать ли все-таки одно из трех писем Джону? Она должна увидеть его как можно скорее. Муки при мысли о том, знает ли он и что чувствует, причиняли ей физическую боль. Какой-нибудь орган внутри лопнет, сердце разорвется, если она вскоре не увидится с ним. Осмелится ли она позвонить ему на работу? Он просил никогда не делать этого. Но в последний раз, когда она звонила ему домой, подошел слуга и сказал, что его нет, и она с нестерпимой болью сразу заподозрила, что он просил слугу не звать его, если будет звонить молодая дама.

Рассеянно Джессика взяла конверт со стола и начала разрезать его. Внутри было много чего. Она вытащила кусок линованной бумаги с коротким письмом. Джессика потрясенно и испуганно смотрела на него. Конверт тоже выпал оттуда прямо на ее письма. Конверт был адресован Джону Дьюкейну, эсквайру — чужим, неизвестным ей почерком. Почему это прислали ей? Может быть, чтобы она передала это Джону? Но она увидела, что конверт уже открыт и что письмо отправлено в начале месяца. Замирая от сладостного ужаса, Джессика развернула приложенное письмо. Оно было коротким:

«Дорогая мадам,

Зная о ваших сильных чувствах к мистеру Джону Дьюкейну, я уверен, вам будет интересно прочесть вложенное письмо.

Искренне ваш Доброжелатель»

Сильно дрожа, Джессика схватила конверт и вытащила письмо. Оно было следующего содержания:

«Трескомб Дорсет

О, мой дорогой Джон, как я скучаю по тебе, кажется, еще целая вечность до нашего милого уикенда. Мне больно думать, что ты совсем одинок в Лондоне, но скоро мы воссоединимся. Ты — моя собственность, ты знаешь, а у меня сильное чувство собственности! Я буду бороться за свои права! Не будь так далеко от меня, мой любимый, поторопи дни и часы. О, как божественно, Джон, говорить с тобой о любви и знать, что ты чувствуешь то же, что и я! Люблю, люблю, люблю,

Твоя Кейт

P. S. Вилли Кост шлет привет и надеется скоро тебя увидеть».

Джессика села на пол и постаралась сосредоточить свои усилия на том, чтобы не умереть. Она не чувствовала позыва к слезам или рыданиям, но у нее было ощущение, будто ее тело отделилось от нее. Шок был очевиднее боли или, возможно, боль была такой невыносимой, что она балансировала на грани сознания. Она сидела совершенно неподвижно около пяти минут с закрытыми глазами, каждый мускул напрягся, чтобы все тело не распалось. Потом она открыла глаза, снова прочла письмо и осмотрела конверт.

Конечно, не могло быть и малейших сомнений — это письмо от любовницы Джона. Дело даже не в тоне письма, но со значением подчеркнутое слово «уикенд» доказывало это. Наверно, у них счастливые, даже восторженные отношения. Это было письмо женщины, уверенной, что она любима. Важно еще и то, что письмо написано меньше, чем три недели назад. Дата на конверте просматривалась четко, и само письмо было датировано — день, месяц, год. Значит, роман все это время вовсю разворачивался. Это означало, что Джон лгал.

Джессика встала с пола. Она подошла к ящику, в котором хранились все письма Джона, когда-либо посланные ей, и вынула открытку, лежавшую наверху.

«Прости, пишу тебе в спешке, я ужасно занят по работе разными, отнимающими много времени, делами. Виноват, что не написал. Могли бы мы встретиться в понедельник? Но не на следующей неделе, а еще через одну? Я очень жду этого. Если ты не возражаешь, я приду к тебе в семь. Самые лучшие пожелания. Д.»

Отнимающие много времени дела, думала Джессика. Приду к тебе. Теперь это читалось совершенно по-другому. Конечно, ей не надо было приходить к нему в дом, она и раньше никогда не приходила. Увлеченный романом, он холодно рассчитал, на сколь долгий срок он может отложить свидание, не вызывая подозрений. Понедельник — но не на следующей неделе, а еще через неделю. Как аккуратно он написал, чтобы подозрительные слова не казались подозрительными. Несомненно, он как раз вернется из этого милого уикенда. И он будет смотреть ей в глаза, как он это делал в прошлую встречу, и говорить серьезным, честным голосом, что у него нет любовницы.

Джессика снова принялась расхаживать по комнате. Но уже гораздо медленнее. Она с трудом поборола импульс поднять трубку и позвонить Джону на работу. Она поборола его потому, что знала: этого делать не нужно, внутри нее произошло нечто очень важное. И потребуется время, чтобы оно окрепло и возобладало над ней. Итак, Джон — совестливый пуританин Джон, честный и справедливый Джон, Джон-Бог холодно лгал ей. Она не была предметом его заботы, а только человеком, которым можно манипулировать, которого можно обманывать. Она представляла — возможно, и эта мысль заставила Джессику на миг прервать свое хождение по комнате — очевидную опасность для него, угрозу его новоприобретенному счастью, надоедливым воспоминанием, фальшивой нотой. Мне больно думать, что ты совсем одинок в Лондоне. Уж конечно, Джон не рассказал влюбленной даме о своей связи с бедной Джессикой. Это бы все испортило, это никуда не годится. Джон лгал и милой даме тоже.