Большая книга ужасов. 39 - Ирина Андреева

— Да я и сама не знала, что они у меня есть.

— Слушай, это же здорово! Будешь теперь все тайны знать, всякие секреты черной и белой магии! Круто! Круто! Круто! Жаль, у меня таких предков нет, а то бы мы с тобой на пару так развернулись! — размечталась Никитина.

— Ты думаешь, мне стоит быть ее ученицей? — внимательно посмотрела я на сияющую подругу. — Все это ведь не шутки. — Я растерянно пожала плечами. — Боюсь, не смогу принять решение, пока не получу какого-нибудь подтверждения, знака свыше, что мне действительно стоит этому учиться…

— Ир, тебе же сказали, это не заключение в монастырь. Учись хорошенько, Чернышева, все может пригодиться, кто знает, как жизнь сложится? Может быть, останешься без работы после какого-нибудь очередного финансового дефолта, и придется нам с тобой салон открывать. Целители, гадатели и ворожеи во все времена нужны! А что? Придумаем хорошее название, дадим рекламу в газете: потомственная колдунья в таком-то поколении… У тебя, Ир, кстати, поколение-то какое? Учти, чем больше, тем круче, как говорится, стаж работы предков сказывается на заработке!

— Да не знаю я, какое у меня поколение. И вообще, какой стаж, какой заработок! Маша, о чем ты? Опомнись! Я — колдунья с двумя коленями, — и я показала на свои ноги. — Вот левое, вот правое — и все. Пошли лучше за метлой, или ты решила оставить ее себе?

Как назло, индеец Даниил в полной боевой раскраске сидел дома, и это мешало нам незаметно вынести метлу из квартиры. Данилка маршировал по коридору, напевая что-то типа «тумба-юмба-трали-вали». Вероятно, он разучивал какой-то новый индейский гимн.

— Подлюк-Данилюк, шел бы ты погулять, ну, или хотя бы в свою комнату, — намекнула ему сестра.

— Не, Маха, не могу, репетирую песнь молодого шамана племени!

— Ну и репетировал бы эту песнь на улице, там сегодня солнечно и жарко — как раз для индейцев, — сказала я. — Кстати, Маш, можно я у тебя водички попью? — И мы с Машей направились к дверям кухни, как вдруг Даниил издал какое-то «ух-кху-кху» и заголосил:

— Бледнолицые ходят по территории нашей священной долины!

Мне, конечно, было абсолютно все равно, по каким священным долинам коридора Никитиных я хожу, но тут позади тренькнуло, и что-то больно хлопнуло меня прямо по пятой точке.

— А! — испуганно вскрикнув, я обернулась. На полу валялась пластмассовая стрела с резиновой присоской. Надеюсь, этот мальчик не пропитал ее ядом кураре[2].

— Ах ты, паразит! — завопила Маша. Даниил тут же метнулся к входной двери, намереваясь убежать на улицу, но Манюня в два пряжка подскочила к брату и схватила его. — Ах ты, охламон! Сколько раз тебе запрещали играть в свои дурацкие игры с нормальными людьми, играй только с себе подобными!

— Ирочка, прости! — завопил Данилка, понимая, что сейчас ему будет плохо. — Ирочка, я извиняюсь! Хочешь, я тебе подарок подарю?

— Да что ты ей подаришь? Остатки набора юного химика или кочергу с помойки? — махнула рукой Никитина, собираясь отвесить брату подзатыльник.

— Кольцо! — пообещал Данилка.

— Кольцо? — заинтересовалась я. — Учти, ты мне своей стрелой саданул по очень ценному месту, и в подарок я принимаю только кольца с бриллиантами!

Машка выпустила Даниила из своих цепких объятий, и тот пошел к себе в комнату. Погремев там чем-то, громко почихав, видимо, от поднявшейся многовековой пыли, он вскоре вышел, сжимая что-то в кулаке.

— Вот! — На его ладони лежал перстень — оберег Еремеи. — И нашел я его не в помойке, а на песке, когда на карьере купался! Нравится? Забирай себе.

— Чернышева, мне кажется, что это то самое кольцо, которое… — начала говорить Манюня.

— Да, это оно! — подтвердила я и взяла колечко в руки.

— Ну, так я пойду, — произнес Данилка и моментально скрылся за входной дверью.

— Надо же, какие совпадения в жизни бывают! — ошеломленно протянула Маша.

— Бери метлу, и пойдем к Еремее, — сказала я подруге. — Готова дать ответ прямо сейчас — я согласна быть ее ученицей.

Тихо догорали последние дни лета. Погода стояла теплая, но уже желтели листья и трава, набегали нудные дожди. Днем солнце было еще ласковое, но пекло теперь не так жарко, а по ночам порывы ветра уже с какой-то осенней холодностью и злобой бились в оконное стекло. В такие минуты мой сон становился неспокойным, мне снилось, что в большой темной комнате сидит у окна за прялкой старуха-ведьма, ее мощинистые руки тянут красноватую нить и крутят веретено. Ведьма бормочет под нос колдовскую песню, ветер подхватывает ее слова и уносит куда-то в ночь…

Был понедельник. Обычный учебный день в школе. Уроки шли один за другим согласно составленному расписанию.

В одном из классов Алина Скрипачева сверлила глазами Веру Михайлову.

«Еще подруга называется! Такой подруги врагу не пожелаешь. Не подруга, а змея подколодная! — думала Скрипачева, желая испепелить Веронику взглядом, полным ненависти. — И этот тоже хорош! — перевела Аля глаза на одноклассника Гошу, сидящего рядом с Вероникой. — Ведь буквально вчера клялся в любви, а сегодня объявил, что я ему надоела, и ушел к другой. Да ладно бы просто к другой, а то ушел к моей лучшей подруге Верке! — и Аля снова уставилась в спину Михайловой. — Гадюка! Как же ты могла так со мной поступить! Загрызла бы тебя!»

Весь класс с удивлением наблюдал за Вероникой и Георгием, которые сегодня вошли в школу вместе, взявшись за руки, улыбаясь, сели за одну парту, о чем-то перешептывались на занятиях, а на переменах не отходили друг от друга.

К Але подходила то одна, то другая одноклассница и спрашивала, из-за чего та рассталась с Апексимовым. Скрипачева растерянно пожимала плечами и говорила, что-то невнятное, типа «ну, так вот получилось».

Михайлова всячески избегала подругу. Сталкиваясь со Скрипачевой взглядом, Верка тут же беспокойно отводила глаза и старалась отойти куда-нибудь в сторону. Апексимов, отличающийся шебутным, веселым характером, сегодня был каким-то вялым. Если взгляд Георгия натыкался на Скрипачеву, то он становился холодным, равнодушным. Казалось, что парень даже не видит Алину, он смотрел как бы сквозь нее на парты, стулья, стены.

Алина уже с трудом терпела любопытные взгляды одноклассников и кивки в свою сторону. Девочка с раздражением посмотрела на рыженькую Свету Байкову. Байкова с первого класса отличалась повышенным любопытством и вниманием к чужим тайнам, которые она потом распространяла с невероятной скоростью. Впрочем, свои плюсы в этой черте характера Светки имелись: можно было узнать много интересного о других и о себе самой.

«Света наверняка первая заметила, что Гошка поглядывает на Верку, возможно, Байкова даже видела их где-нибудь вместе и просто еще не успела преподнести мне эту коронную новость», — подумала Аля и, поймав на одной из перемен в коридоре одноклассницу, тихонько спросила: