Бетховен - Лариса Кириллина

Вопрос для Бетховена должен был ставиться именно так. Дело заключалось даже не в преждевременной беременности Иоганны, а в её происхождении, воспитании и манерах. Семья невесты была довольно состоятельной, и, казалось бы, этот брак не мог считаться неравным ни в каком смысле слова. Но союз Карла с дочкой обойщика фактически ставил крест на планах Людвига добиться руки графини Дейм. Разумеется, титулованная аристократка Жозефина и мелкая мещанка Иоганна Рейс ни при каких обстоятельствах не могли бы носить одну фамилию и считаться членами одной семьи. Карла ван Бетховена графиня Дейм у себя принимала и даже снабжала рекомендательными письмами, но находиться рядом с новоявленной «госпожой ван Бетховен» она сочла бы непристойным и неприемлемым. Это вообще не подлежало обсуждению, даже если бы Иоганна была умна, образованна, деликатна и благовоспитанна. Однако жена Карла оказалась отнюдь не такой. Впоследствии Бетховен упрекал её в вульгарности, дурновкусии, страсти к нарядам, лживости, скандальности и аморальности. Возможно, он был слишком пристрастен и в чём-то несправедлив. Но в сравнении с утончённой, высокообразованной, музыкально одарённой и жертвенно преданной своим детям Жозефиной избранница Карла выглядела именно так. Контраст был убийственным.

26 мая, на другое утро после злосчастной свадьбы, Бетховен, словно бы наперекор всему, начал записывать чистовую партитуру первого из трёх квартетов, заказанных Разумовским.

До этого он создал шесть квартетов ор. 18, посвящённых князю Лобковицу. Они были закончены в 1800 году, одновременно с Первой симфонией, и изданы год спустя. К тому времени жанр струнного квартета, возникший в середине XVIII века как приятная музыка для дилетантов, претерпел радикальную трансформацию. Благодаря творчеству Моцарта и Гайдна квартет превратился в серьёзный жанр, рассчитанный на знатоков и профессионалов.

Большинство квартетов Бетховена писались для исполнения блистательным ансамблем во главе с Игнацем Шуппанцигом, который в 1794–1799 годах находился на службе у князя Карла Лихновского, а в 1808-м перешёл на службу к его шурину Разумовскому. Состав квартета Шуппанцига периодически менялся; неизменной оставалась лишь колоритная фигура первого скрипача: выдающегося виртуоза с забавной внешностью кудрявого толстяка (Бетховен дразнил его «сэром Фальстафом»).

Квартеты ор. 59 на Западе называют по имени заказчика — «Razoumovsky», но в нашей стране за ними закрепилось название «Русские», поскольку они имеют прямое отношение к России. В первых двух квартетах Бетховен использовал мелодии, взятые из «Собрания русских народных песен с их голосами», изданного в 1790 году Николаем Александровичем Львовым (1753–1804) и Иваном Богумилом Прачем (ок. 1750–1818). Имя Львова на обложке не значилось, однако автором вступительной статьи и, как было установлено позднее, основным составителем являлся именно он. Львова впоследствии называли «русским Леонардо»: выдающийся архитектор, художник, литератор, знаток музыки, языков, естественных наук, истории, он оставил заметный след в разных сферах культуры. Композитор чешского происхождения Прач лишь гармонизовал мелодии, дабы их можно было петь под аккомпанемент фортепиано. Правда, в 1806 году, уже после смерти Львова, сборник был переиздан; в нём появилось дополнение, а вступительная статья была кем-то написана заново (её автор до сих пор не установлен). Вероятнее всего, Бетховен пользовался первым изданием, поскольку два квартета к лету 1806 года уже были фактически готовы, и русские темы оказались в них встроены с необычайной искусностью. В финале первого квартета звучит песня «Ах, талан ли мой, талан», мелодия которой оказывается родственной главной теме первой части, сочинённой самим Бетховеном. А в Скерцо из второго квартета, в разделе трио, использована песня «Слава», которую в XIX веке неоднократно включали в свои произведения русские композиторы — Мусоргский, Римский-Корсаков и другие.

Вряд ли могут быть какие-то сомнения в том, что Бетховен получил сборник из библиотеки Разумовского. Думается, что Бетховен должен был заинтересоваться содержанием выбранных им песен, поскольку вообще был человеком пытливым и чутким к поэтическому слову. Штат русского посольства в 1806 году известен из официального источника, ежегодно публиковавшегося «Месяцеслова»[17]. К сожалению, нет никаких сведений о знакомстве Бетховена с кем-либо из русских дипломатов и переводчиков, хотя исключать эти контакты также нет оснований; подчинённые Разумовского вполне могли присутствовать на музыкальных вечерах в доме посла и, скорее всего, так и делали. Поэтому достаточно велика вероятность того, что кто-то из сотрудников посольства мог дать композитору разъяснения, касающиеся песен из Львовского собрания. Поль Биго де Морож, библиотекарь Разумовского, помочь тут не мог, поскольку русского языка не знал.

Трактовка Бетховеном первой песни, «Ах, талан ли мой, талан» кажется противоречащей её помещению в сборнике Львова в раздел «протяжных» и смыслу её текста:

Далее в песне разворачивается диалог пожилой боярыни с сыном, которого преждевременно состарили не семейные заботы (жена да «малые детушки»), а «грозна служба государева» и «часты дальные походы все». В финале Квартета ор. 59 (№ 1) эта мелодия звучит в быстром темпе и совсем не в грустном настроении. Однако русская мелодия идеально встроена в общий интонационный «каркас» квартета, поскольку перекликается с главной темой первой части, также окрашенной мужественным тембром виолончели. Царством же глубочайшей меланхолии оказывается фа-минорное Adagio molto е mesto («Очень медленно и печально»), непосредственно переходящее в финал. Если Бетховен знал о содержании выбранной им песни, то это знание могло сказаться на характере Adagio. Сама же мелодия «русской темы» не вызывала у него подобных ассоциаций.

В эскизах медленной части этого квартета имеется загадочная надпись, сделанная рукой Бетховена: «Плакучая ива или акация на могилу моего брата». Загадочна она потому, что в момент сочинения ор. 59 оба брата Бетховена, Карл и Иоганн, были живы и здоровы, а другие братья, умершие во младенчестве, давно покоились на боннском кладбище, и Бетховен вряд ли мог мысленно оплакивать кого-то из них, предаваясь печальным воспоминаниям. Следует ли понимать слово «брат» в переносном смысле и относить его к кому-то из близких друзей? Это предположение выглядит натяжкой. Единственный близкий друг, которого Бетховен к тому времени потерял, — Ленц фон Брейнинг — умер в 1798 году в Бонне. Другое истолкование, предлагавшееся исследователями, также выглядит не очень убедительным: Бетховен якобы намекал в этой записи на то, что столь неудачно женившийся брат Карл отныне для него словно бы погиб. Возможно, однако, что слова про иву или акацию были вписаны в эскизную книгу позднее, уже после смерти Карла, наступившей в 1815 году, и тогда они приобретают вполне практический смысл. Но почему, если так, Бетховен внёс их именно сюда, в эскизы Adagio?.. Позволим себе предположить, что текст песни «Ах, талан ли мой, талан» мог вызывать у композитора какие-то личные печальные ассоциации, если только ему сообщили смысл слов, и отразились эти ассоциации не в финале, а в медленной части квартета. Но это опять же остаётся лишь нашим предположением.