Розеттский ключ - Уильям Дитрих

И Астиза рассказала им больше, чем мне хотелось бы.

Да, похоже, мы окончательно запутались в сетях порочной масонской ложи египетского обряда, вынужденно став пособниками Силано. Тамплиерам удалось найти нечто крайне важное, и инквизиторы сожгли их на костре, пытаясь выведать тайну. Но я надеялся, что моя собственная судьба окажется не столь плачевной. Надеялся и на то, что не стану причиной гибели моих новых друзей.

Мы поужинали захваченным у турок мясом и хлебом, стараясь не обращать внимания на дурной запах, доносившийся с погрузившегося во тьму поля боя.

— Что ж, вот оно, значит, как, — туманно произнес Большой Нед. — Если такая огромная орда не смогла устоять против жалких дивизий лягушатников, то какие шансы на победу у моих товарищей в Акре? Там будет еще одна кровавая резня, как в Яффе.

— Не забывай, что в Акре есть свой Мясник, — сказал я. — Он не позволит никому сбежать или сдаться.

— И пушки Фелипо и Сиднея Смита, — добавил Мухаммед. — Не переживай, моряк. Город выстоит до нашего возвращения.

— Да уж, подоспеем к финальным грабежам.

Он хитро глянул на меня.

Я догадался, что на уме у этого моряка. Найти сокровище и сбежать. Не могу сказать, что столь здравая мысль не приходила мне в голову.

Французская кавалерия продолжала преследовать остатки рассеявшейся оттоманской армии, а мы проехали по вытоптанной ими дороге и спустились в долину Иордана. Покинув роскошные поля, мы попали в изобилующий стадами коз засушливый горный район, с узкой полосой мелких притоков и цветущих вдоль речного русла лугов. Каждый святой когда-то прошел по этим легендарным берегам, где-то поблизости проповедовал и Иоанн Креститель, но наша бандитская компания не имела к святости никакого отношения. Дюжина французов и арабов Нажака до зубов вооружились винтовками, мушкетами, пистолетами и саблями. К тому же вокруг шныряли и местные любители легкой наживы, и мы заметили, как пара банд, завидев нашу боевую экипировку, спешно ретировалась, облизнувшись, как стая голодных волков. Мимо нас также проплывали трупы подстреленных турецких солдат, вздувшиеся, словно покрытые одеждой шары. Мы постарались скорее уйти от них как можно дальше, чтобы избежать зловония разлагающихся тел, и теперь пользовались только родниковой водой.

По мере продвижения на юг долины становились все более безводными, а британский флот, который Нед называл родным домом, казалось, остался на другом краю необъятной земли. Как-то вечером здоровяк подполз ко мне и прошептал:

— Давай бросим этих бандитов, мистер, и пойдем дальше своим путем. Чертов Нажак таращится на тебя, точно дожидающийся добычи стервятник, готовый выклевать глаза трупу. Даже если вырядить этих мошенников как мальчиков-певчих, то их физиономии все равно привели бы в ужас обитателей Вестминстера.

— Да уж, их отношения с законодательством и гигиеной не лучше, чем у каторжников, но не забывай, что без них нам не добраться до женщины, носившей рубиновое кольцо.

Он застонал, и я решил немного подбодрить его:

— Не переживай, в нужный момент я воспользуюсь электрическими силами. А достигнув цели, мы с лихвой отплатим этим негодяям.

— Я мечтаю о том дне, когда смогу поколотить их. Как же я ненавижу лягушатников! И этих арабов тоже, за исключением Мухаммеда.

— Наше время скоро придет, Нед. Совсем скоро.

Мы ехали рысью по тропе, которая, по словам Нажака, вела в городок Иерихон. Я не заметил вокруг никаких признаков жилья, и вообще, глядя на окружающую нас суровую природу, с трудом верилось в то, что здесь когда-то мог выситься город с мощными стенами. Мне вспомнился также и кузнец, и вновь я испытал чувство вины за то, что тайно покинул Мириам. Она заслуживала лучшего прощания.

Мертвое море вполне оправдывало свое название: берега его покрывала толстая соляная корка, а за ней до самого горизонта простиралась отвратительно соленая ярко-синяя вода. Птицы не слетались на его мелководье, а у поверхности не плескались даже рыбы. Туманный воздух потяжелел от удушливой жары, словно за два дня пути мы перемахнули через два месяца и попали в разгар знойного лета. Тревожное смятение Неда передалось и мне. Впереди простиралась странная мифическая земля, породившая слишком много пророков и безумцев.

— Иерусалим в той стороне, — спокойно сказал Мухаммед, показывая на запад. Потом, махнув рукой в противоположном направлении, добавил: — А вот и гора Нево.

Горные склоны круто взмывали вверх от берега Мертвого моря, словно спешили избавиться от его крутого, едкого рассола. Выше всех поднимался похожий на пик хребет, усеянный чахлыми сосенками. В каменистых ущельях, вода в которых появлялась только во время дождей, розовели цветущие кусты олеандра.

Нажак, отличавшийся редкой немногословностью во время нашего путешествия, достал сигнальное зеркальце и пустил вверх солнечного зайчика. Но никакого ответного сигнала мы так и не дождались.

— Ну вот, теперь мы еще и заблудились из-за этого дубиноголового грабителя, — проворчал Нед.

— Имей терпение, тупица, — огрызнулся француз.

Он вновь просигналил зеркальцем. И вскоре на горе Нево появился дымок сигнального костра.

— Ура! — дружно заорал наш эскорт. — Это гора Моисея!

Подгоняя лошадей, мы начали карабкаться по склону.

Мы с облегчением покинули уже надоевшую долину Иордана. С гор повеяло прохладой и терпким запахом чахлых сосен. На горных уступах теснились палатки бедуинов, и я разглядел одетых в черное арабских пастушков, которые присматривали за стадами низкорослых коз. Мы двигались вверх по караванному пути, лошади шлепали по жидкой грязи и нервно фыркали, проходя мимо куч верблюжьего навоза.

После четырех часов утомительного подъема мы достигли наконец вершины горы. Перед нами действительно вновь явилась Обетованная земля, в бурой дымке она простиралась за Иорданом, напоминая с такой высоты просто медово-молочную туманность. Мертвое море поблескивало внизу, как синее зеркало. Но поблизости я не увидел никакой пещеры, сулившей спрятанные сокровища. Вместо этого в ложбине стояла французского вида палатка, окруженная зеленой травкой, намекающей на близость водного источника. Рядом громоздились какие-то низкие развалины, возможно древней церкви. Несколько человек ожидали нас возле почти потухшего бивачного костерка, недавно подавшего нам сигнальный дым. Нет ли среди них Силано? Но, так и не получив пока ответа, я заметил в стороне от этих людей на камне под храмовыми развалинами одиноко сидящую особу. Отделившись от нашей компании, я остановил свою лошадь и спешился.

Это была женщина в белом одеянии, она наблюдала за нашим приближением.

Когда я подошел к ней, она встала. Из-под белой солнцезащитной накидки выбивались ее по-прежнему длинные черные волосы, и прядями их играл легкий горный ветерок. Я не ожидал, что на этой залитой солнцем вершине ее женская красота проявится с такой яркостью. Для меня она давно превратилась в призрачное воспоминание, но вот оно растаяло, сменившись своим физическим воплощением. Придав египтянке в своих воспоминаниях все мыслимые совершенства, я готовился к разочарованию, но нет, даже мои самые идеальные образы не могли превзойти реальности, этой гармоничной гибкой фигуры, этих губ и овала лица, достойных Клеопатры, этих лучистых темных глаз. Женщины, как цветы, украшают наш мир, а красота Астизы соперничала с изысканным лотосом.