Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Вынужденность «смены тактики» приводила к переменам в отношении белого командования к формам «сопротивления» советской власти. Помимо боевых действий на фронте, которые велись уже «народными», а не «классовыми» армиями, большее внимание уделялось поддержке антибольшевистских восстаний, менялось отношение к повстанческому движению в Новороссии (движение Н. Махно), горским повстанцам, карельским «сепаратистам». Позднее белые правительства пытались не просто установить с ними боевое взаимодействие, но и старались (правда, во многом декларативно) гарантировать выполнение их требований (аграрных, национальных). Однако, как показали последующие события, данные расчеты (принципиально точные в плане организации сопротивления) не оправдались. Повстанческое движение не смогло сосредоточиться вокруг окраинных центров Белого движения. Попытки опереться на «общественность» запоздали. В отечественной историографии существует мнение, что смена политического курса в Белом движении наступила только после отступления белых армий в Крым и на Дальний Восток по инициативе Врангеля, Семенова, Дитерихса. Однако начало этой корректировки было заложено на рубеже 1919–1920 гг., именно этот короткий период – существенное звено в эволюции Белого дела в России.

Характер «окраинного» положения белых режимов в 1920 г.

После неудач военных походов 1919 – начала 1920 г., ориентированных на занятие центров Советской России – Москвы и Петрограда, белые режимы были вынуждены сосредоточиться на окраинах бывшей Российской Империи. Это привело к заметным переменам в тактике проводившейся «борьбы с большевизмом». В новых условиях невозможно было планировать широкомасштабные наступательные операции, а приходилось ограничиваться удержанием оставшихся территорий. Однако перемены в тактике не означали перемен в стратегии. По-прежнему всеми белыми режимами декларировалась вооруженная борьба с советской властью, приостановление активных военных действий между белыми армиями и советскими войсками (в Крыму в марте – мае 1920 г., в Забайкалье в январе – апреле 1920 г., в Приморье в июне – ноябре 1921 г. и в апреле – сентябре 1922 г.) рассматривалось как временное. С другой стороны, не менее важной представлялась вероятность «падения советской власти» под действием «внутренних» факторов, прежде всего из-за нарастания антисоветского повстанческого движения крестьян и казачества. В повстанчестве, независимо от лозунгов последнего, все белые правительства надеялись иметь потенциального союзника, с помощью которого можно было пополнять ряды своих армий и получать ту необходимую «народную поддержку», которой не хватало в предшествующие периоды. Появилась также надежда на «эволюцию советского режима» в сторону «демократизации», «здоровой, национальной государственности». Правда, в 1920–1922 гг. она была еще весьма неопределенной и стала доминирующей позднее, уже в эмиграции. Но даже в начале 1920 г. некоторые авторитетные деятели белого лагеря высказывали мнение о возможности «переворота», который осуществит «победоносная Красная армия». В этот момент как раз и будут востребованы сохранившиеся на окраинах центры белой власти, которые введут стихийное народное сопротивление в «организованное русло». Показательно, что военно-политическое руководство Кубанского края весной 1920 г. соглашалось не только на переговоры с представителями советского руководства, но и намеревалось заключить договоренности, допускающие возможность сохранения «кубанской автономии». То же самое можно отметить и в отношении белого Забайкалья, где летом 1920 г. достаточно сильны были настроения «замирения с советской властью».

«Окраинный характер» Белого движения делал необходимым решение прежде всего региональных проблем, связанных с развитием экономики, упрочением финансовой системы, созданием эффективного административного аппарата. Но принципиально важным отличием от периода «областничества» 1917–1918 гг. было то, что белые режимы продолжали декларировать не региональные, а общероссийские лозунги. Даже тогда, когда речь шла, например, о выборах в местные представительные структуры, таковые провозглашались образцом для будущей «освобожденной от большевизма России» (земство в Таврии 1920 г., Приамурское Народное Собрание 1921 г., Приамурский Земский Собор 1922 г.). Надежды, что опыт Белого движения будет скоро востребован в России, стимулировали эволюцию его программы. Почти повсеместно произошел отказ от «непредрешения» основных положений аграрно-крестьянской, национальной, административно-территориальной политики. Распространилась идея создания неких «островов», подобных белому Крыму или Приморью, где будет осуществляться политика, которая привлечет «все помыслы и силы стонущего под красным игом народа», как говорил об этом Правитель Юга России генерал-лейтенант П. Н. Врангель. Не исключалась и возможность признания таких центров-«островов» самостоятельными субъектами международного права.

В международном плане последний период Белого движения характеризовался существенным уменьшением поддержки «союзниками» оставшихся белых правительств. 3 января 1920 г. Верховный Совет Антанты провозгласил снятие экономической блокады Советской России, а еще через месяц (11 февраля 1920 г.) было принято следующее недвусмысленное постановление: «Верховный Совет не рекомендует окраинным государствам вести войну против Советской России, но Антанта защитит их, если Советская Россия на них нападет; дипломатические сношения с Россией не возобновляются». Тем самым Антанта, не дожидаясь санкции Национального Учредительного Собрания России, признавала фактически самостоятельность окраинных государств – Финляндии, республик Прибалтики и Закавказья. И если во время визита Мак-Киндера на белый Юг в конце 1919 г. еще только говорилось о предстоящем сокращении военной и политической поддержки, то с весны 1920 г. южнорусское Белое движение было поставлено перед фактом прекращения помощи и почти ультимативным требованием начала переговоров с Советской Россией. При этом выражалась даже желательность контактов представителей ВСЮР с представителями советской власти при посредничестве Великобритании («проект» переговоров помощника Главкома ВСЮР генерал-лейтенанта П. Н. Шатилова с Троцким – через капитана Зерена – весной 1920 г.). Летом 1920 г. выдвигались планы переговоров с большевиками при посредничестве Германии. Даже назначение бывшего «легального марксиста» П. Б. Струве на должность министра иностранных дел считалось обусловленным его давними контактами с В. И. Лениным. По прецеденту Крымской войны 1853–1856 гг. планировалось начать переговоры о соглашении с РСФСР при посредничестве иностранных государств и при условии продолжения военных действий. Еще более фантастичный план был выдвинут одним из чиновников врангелевского управления иностранных сношений Алешиным. В докладной записке на имя руководителей ведомства (князя Г. Н. Трубецкого и Б. А. Татищева) он считал возможным объявить войну Англии и вместе с РККА начать боевые действия. Данное предложение, конечно, не было реализовано, но всерьез обсуждалось среди чиновников управления[269].